– Нас сейчас показывают по телевизору, так? Они же не собираются позволить нам всем умереть с голоду в прямом эфире. Это точно. Они и раньше выходили за рамки: «
– Посмотрите на меня, – приказываю я. – Меня сейчас не очень интересуют ваши теории. Вот три человека сидят вокруг этого костра с пустыми желудками, а вот вы. Дэниел сказал, что в упаковке осталось десять кексов. Я надеюсь, вам понравились те два, что вы съели вчера вечером. Я надеюсь, вы наслаждались ими, пока мы втроем пытались уснуть с урчанием в желудках.
Смит слегка отворачивается от нас.
– Там не осталось… ну, в общем, не осталось и десяти.
Дэниел встает. Я вижу, как напряглись его руки.
– Я только что съел четыре штуки на завтрак. Осталось еще шесть, и я готов поделиться парой штук со всеми вами, хотя, строго говоря, это моя личная еда. Я купил ее, поэтому она принадлежит мне по праву.
Дэниел подходит к нему поближе и выпячивает челюсть. Я узнаю атмосферу, которая разворачивается за пределами пабов, когда они закрываются. Напряжение.
– Право собственности по-прежнему не теряет актуальности, даже здесь. – Смит поворачивается, смотрит мне в лицо, а затем переводит взгляд на Дэниела. – Если собираешься меня ударить, то давай. В противном случае сядь и позволь мне объяснить некоторые реалии.
Дэниел отступает на несколько шагов, и Смит продолжает более спокойным тоном:
– Я заплатил с трудом заработанные доллары за каюту площадью девятьсот квадратных футов с джакузи и гидромассажем. Заплатил за раннюю посадку и позднюю высадку. Все чаевые включены. VIP-экскурсии на собственном роскошном катере. Оплатил лучшие блюда в открытом море. Какая дурацкая шутка получилась. Оплатил услуги дворецкого и первоклассный ликер. Я имею право на большее, чем тот, у кого билет «золотого» класса. Простите, знаю, это тяжело слышать, но это не делает мои слова менее правдивыми.
– Если вы заплатили больше, это не значит, что теперь вы можете рассчитывать на лучшее обращение, – возражаю я. – Это совсем другой мир, чем раньше.
– И снова, при всем моем уважении, Каз, я не согласен. Мир остался таким же, каким был всегда, просто стал на несколько тонов темнее. Я заплатил, у меня больше ресурсов, поэтому я имею право на большее количество льгот. Этот принцип действует с самого зарождения человечества.
– Заберу кексы, – сообщает Дэниел почти механическим голосом и уходит.
Смит вздыхает.
– Может, он и моложе меня, и физически сильнее, но что-то подсказывает мне, что в его жизни никогда не было настоящего противостояния. Там, где я вырос, не существовало такого понятия, как честная драка. Если окажешься втянутым в пятничную стычку в моем бывшем районе, то покончишь с противником так быстро и жестоко, как только сможешь. Эскалация насилия. Приходится лишить кого-то глаза или жизни, чтобы спасти свою шкуру, и ты делаешь это, а потом учишься жить в согласии с самим собой, возможно, уже совершенно другим. Я смирился с этим целую жизнь назад.
Глава 40
Я скучаю по пению птиц.
Иногда, когда мама не помнит меня, или когда у кого-то из моей команды доставки дома возникают семейные или финансовые проблемы, или когда я натыкаюсь на старый букмекерский билет, спрятанный в обувной коробке или ящике стола, я прыгаю в свой «фиат» и еду на мост Спротбро. Паркуюсь недалеко от водопада – ничего особо впечатляющего или привлекательного для туризма, но я открываю все окна, сижу и слушаю шум воды и пение птиц на деревьях. Когда я теряю связь с реальностью, начинаю выходить из-под контроля, придумываю глупые способы вернуть папин долг, птицы приводят меня в чувство.
Несмотря на все позерство, Смит без скандала отдал шесть оставшихся кексов. И даже не попытался оставить один для себя.
– Все по-честному, – говорит он теперь. – Со мной бывает трудно договориться, но видно, что вы трое ужасно голодны, а я всегда стараюсь помочь ближнему.
– Даже не смейте, черт возьми! – рычит Дэниел.
Смит подходит ближе к камере видеонаблюдения, которая по форме напоминает полусферу, прикрепленную к нижней стороне навеса, и произносит: