Последний Персидский поход

- Оставь себе, пригодится, – дед чиркнул спичкой, и затянулся, потухшим было «бычком». Лица его в темноте было не видно, но массивная фигура и голос внушали Кирпичникову доверие – они чем-то напоминали ему его, Кирпича, отца-фронтовика, скончавшегося лет десять назад.

- Простите, а вы Олегу кто?

- Я – его школьный учитель, а что?

- Да нет, просто его родственникам я все уже рассказал.

- Я не о том. Я хочу понять, что происходит. Ведь там – настоящая война?

- Называйте, как хотите, - хмыкнул Кирпич, - некоторым больше нравится: «оказание интернациональной помощи братскому афганскому народу».

- Ох, ребята, ребята! – учитель затоптал окурок, – За что вас вот так? Мы на той войне проливали кровь, и свою и чужую, зная: за что идем в бой... А за что вы? Как наше поколение виновато перед вашим!

- Да в чем же? – искренне удивился Кирпич.

- В том, что воспитали вас такими, внушая чувство долга перед всеми: Родиной, партией, прогрессивным человечеством, а потом вероломно злоупотребили результатами воспитания, бросив вас в мясорубку, словно проверяя: крепка ли ваша вера?

- А мне казалось, что мы наконец-то выполняем завет наших дедушек: «воевать малой кровью на чужой территории»! – мстительно отозвался Шура.

- Не ерничай! Кстати, дед, что справа от тебя, действительно был храбрым солдатом – он служил у меня в батарее. Но в подпитии просто непереносим. Извини…

- Да ничего, я и сам не лучше. На голодный желудок плохо легло…

- Я сразу понял, что тебе нехорошо. Сейчас полегчало?

- Вроде, так.

- Вот и хорошо.

- Да ничего хорошего.

- Это понимаю. Тебе обратно когда?

- Послезавтра быть в Ташкенте, на пересылке.

- А домой когда поедешь?

- Из Сибири я, не успею.

- Помощь какая нужна?

- Да нет, спасибо.

- А с билетом? Начальник милиции в аэропорту – мой друг.

- Спасибо, меня уже обещали отправить.

- Тогда пойдем, - он показал в сторону дома напротив, – переночуешь у меня.

Поминки продолжались. Народу было много – родные, близкие, соседи.

***

Титры: Шихванд. Провинция Фарах. Афганистан.

2 июля 1988 года.

БТР проехал мимо грунтового аэродрома.

Скучающий караульный сарбоз (местный боец афганской армии) приподнялся с табуретки и лениво помахал рукой. Его автомат был рядом с табуреткой прислонен к ограде.

Никитин поморщился: безопасность, однако… помахал в ответ. Надо крепить афгано-советскую дружбу.

БТР въехал на главную базарную улицу. По обеим ее сторонам сплошняком стояли глинобитные строения, занятые дуканами. Товар был разложен на земле прямо перед лавками и на тележках лотошников.

Возле некоторых дуканов были сооружены циновочные навесы на невообразимо кривых столбах.

Дукадоры, завидев «шурави», приветливо махали им руками. Вообще, торговцы были самой просоветской частью населения, безоговорочно поддерживавшей наше пребывание в их стране. Многие из них весьма обогатились за время оккупации, особенно в крупных городах.

БТР проезжал мимо мясного ряда. Баранов там резали на улице прямо возле лавок. Операция совершалась быстро до изумления: мясник хватал барана за загривок, валил его на землю, прижимая коленом, приподнимал голову и – вжик! – длинным и острым, как бритва, ножом разрезал ему горло от уха до уха. Кровь стекала в арык. Редко кто из «пациентов» успевал даже сказать «бе-е-е». Рядом, в загородке, толпилось еще десяток баранов которых казнь товарища совершенно не волновала, некоторые еще продолжали чего-то жевать.