Последний Персидский поход

Пачка «Ростова», купленная еще в Союзе, лежит на тумбочке в пределах досягаемости, а зажигалка уложена сверху наискосок – именно так, как он привык делать.

- Итак… Резюме… Добрался сюда и лег спать сам, без посторонней помощи. Уже неплохо.

Состояние после вчерашней тяжелой алкогольной атлетики было, конечно, неважнецким, но, учитывая объемы употребленного вовнутрь организма жидкого углеводородного сырья, можно было ожидать и чего похуже. Некоторые после гораздо более щадящих количеств алкоголя поутру валяются, как дохлые медузы после шторма на морском берегу.

Кирпичников же довольно легко поднялся и осторожно повертел головой. Она конечно же, побаливала, но почти не кружилась, и еще его не тошнило и не раскачивало, а это означало, что вестибулярный аппарат «вестибулировал» исправно. Молодой и крепкий, да еще и сибирский, организм пережил вчерашнее тяжелое испытание на прочность. Помогло, конечно, и высокое качество дедова напитка, от чего-нибудь другого, выпитого в таком устрашающем количестве, можно было запросто окочуриться.

- Ты как там Боев?Не помер?

Он не одеваясь и, насколько мог, быстро отправился к «бочке», служившей боевской резиденцией.

………………………………………………

Боев был скорее жив, чем мертв, потому что храпел достаточно громко, чтобы перебудить все спящее в радиусе сотни метров.

Расимка, распластавшийся на койке у противоположной стенки, также беспробудно дрых, но молча.

- Это ж надо ж так нажраться, всего с одного стакана! - с укоризною пробормотал Кирпичников, глядя на Расима.

На столике стояла вчерашняя трехлитровая банка, в которой от боевского богатырского храпа вибрировали остатки (пальца на четыре) золотистой жидкости. Половинок абрикосов в ней уже не плавало – видать, вчера все переловили.

Не став будить товарищей по похмелью, Кирпич решил для начала, в оздоровительных целях, искупаться в бассейне. Вода за ночь остыла, сейчас в ней было не более 17-18 градусов. Это даже к лучшему, подумал Кирпич, погружаясь в приятно бодрящую купель. Плавать в ней было нельзя, размеры три на четыре не позволяли, но глубина в метр семьдесят пять его вполне устраивала. Коля с удовольствием полоскался, часто погружаясь в прохладную воду с головой и с удовлетворением чувствуя, как эта самая голова довольно быстро проясняется.

Придя в относительно нормальное состояние, Кирпичников вылез из бассейна, ополоснулся под душем. Потом умылся, почистил зубы, тщательно выбрился. Надев форму и оглядев свое отражение в зеркале, увиденным остался удовлетворен.

На него смотрел бравый вояка, гроза душманов, с ясным взором ястребиных очей, по которым никто ни в жизнь не смог бы догадаться о том, сколько их обладатель влил в себя накануне.

Кирпичников хмыкнул

- Да…поколбасили, пошумели немножко, навели шороху.

На дворе Кирпичников поймал дежурного бойца

- Эй, военный. Передай Боеву, что капитан Кирпичников отправился в расположение штаба дивизии по делам. По завершении оных еще загляну.

. Пройдя по центральной дорожке госпиталя и не встретив ни единой живой души, весьма довольный этим, Кирпичников свернул за угол, огибая модуль хирургического отделения, где нос к носу столкнулся с виновницей их вчерашнего грехопадения, ветреной сестрой-«козявкой» Наденькой.

Та, пискнув, как застигнутая котом врасплох мышь, попыталась, развернувшись, скрыться в недрах «хирургии».

Кирпич успел железной хваткой сцапать ее за локоть.

- Стой, коза мичуринская! – тряхнул он ее довольно грубо.

- Отпусти! Чего тебе нужно?

- Да ничего особенного. Чего ты бежать шарахнулась? И вчера где тебя носило?

- А твое какое дело? – пропыхтела Надежда, - Да отпусти же, больно!

- А дело такое, что по твоей милости человек сейчас помирает. Ты бы хоть навестила умирающего, а?

- Ага. Помирает. После литры выпитый! Знаем-знаем! Проходили! Мне уже рассказали, как вы тут вчера куролесили.

- Это, женщина, с горя. Исключительно с большого и безысходного горя и расстройства чувств-с! Поимейте же сердце, madame, навестите несчастного!

Наденька чуть смягчилась.

- Что, совсем плохой?

- Увы, madame!

- Много вчера выжрали?

- Увы! - грустно подтвердил Кирпич, – И ещё раз - увы!