Последний пир

Сбоку от алтаря на мраморном одре стоял стеклянный гроб, в котором лежала девушка — или женщина, — с бледной кожей цвета слоновой кости и закрытыми глазами. Руки ее были скрещены на пышной груди, прикрытой желтеющим кружевом. Конечно, она была восковая, а местный священник наверняка выдавал ее за святую, чье тело не подвержено тлению. Безмятежное лицо, белокурые волосы, крошечные пальчики ног… Ее облик мучительно напоминал мне кого-то, и всякий раз, поворачиваясь к двери, я вновь и вновь оглядывался на девушку — пока в мою голову не прокралась мысль о Виржини. Я оцепенел. Неужели такой она и была в моих глазах? Безупречной, не подверженной переменам и тлению? Восковой куклой? Неудивительно, что Виржини была несчастна со мной.

Вопрос мучил меня еще несколько минут, покуда его не прогнали зной и дорожная пыль. Тем вечером Яйцеглазый оставил меня в тесной горной пещере: вход в нее заложили кирпичной кладкой, в которой были проделаны крошечная дверь и окошко с решеткой и покореженными ставнями. Утром я проснулся один. Никто не принес мне еды — ни днем, ни вечером. Дверь оказалась крепко запертой, ставни на окне заколочены снаружи. К счастью, заколотили их в спешке и всего двумя гвоздями.

На следующее утро вновь никто не пришел, и еще через день тоже. Я питался по большей части пауками и жуками, а воду пил из лужи на полу. Мне казалось, что если я умру здесь, это будет справедливая и достойная смерть: с жуков начал, жуками и закончил. Потом я велел себе не глупить и начал охотиться на летучих мышей, которые на рассвете влетали в пещеру сквозь отверстие высоко под ее сводами. Их были тысячи. Хорошо, пусть сотни. Они свисали вниз головой со скалистых сводов, и я сбивал их камнями, а потом съедал сырыми, поскольку ни огнива, ни кремня, ни трута у меня не было. Сейчас, вспоминая, я не понимаю, почему не мог оторвать ставни. Это просто не пришло мне в голову. Я держал мышей за крылья и рвал зубами плоть. Иногда они были еще живы, иногда — мертвы. В течение недели я съедал по несколько штук в день, никогда не наедался досыта, но по крайней мере они не дали мне умереть.

В конце недели рядом началось сражение: до меня стали долетать звуки мушкетных и пушечных выстрелов. Это продолжалось несколько часов, и я даже как будто учуял запах пороха. Прошел еще один день, и тогда я увидел на дороге внизу французскую армию. Они не обратили внимания на мои крики. Я заорал опять, потом перешел на ругательства, и тогда двое солдат отделились от колонны и поднялись ко мне. Они были очень злы и избили бы меня мушкетами, если бы не запертая дверь.

— Ну так выломайте ее! — сказал я.

Они уставились на меня: молодые, обгоревшие на солнце, провонявшие потом, чесноком и дешевым вином. Они хотели знать, кто это посмел ими командовать, но что-то в моем тоне их насторожило.

— Ты что, француз?

— Я маркиз д’Ому. Позовите вашего командира.

Они подозрительно посмотрели на меня, затем беспомощно переглянулись — словно жалея, что вообще ввязались в это дело. Один солдат полез вниз, а второй принялся долбить дверь большим камнем. Поскольку она открывалась внутрь, ему повезло больше, чем мне. Я выполз на солнечный свет как раз в ту минуту, когда к пещере подошел седоватый лейтенант. До повышения он явно был сержантом, подумал я, вспомнив нескольких учителей академии.

— Вы маркиз д’Ому?

Я отвесил неглубокий поклон. Тогда он тоже вспомнил про манеры и поклонился в ответ.

— Нам сказали, вы умерли. Все так думают.

— Порой я и сам так думал.

Он спросил, могу ли я идти.

— Скорей всего. Но небыстро.

Тогда лейтенант приказал привести для меня мула, а всю поклажу с него перегрузил на солдат.

— Здесь было сражение, — сказал я, прежде чем взобраться на спину мула. — Позавчера, кажется.

— При Понте Нуово, — кивнул лейтенант. — Кровавая резня. Один из вражеских генералов дезертировал. Гессенские наемники обернулись против корсиканцев прямо посреди битвы. Половина армии бежала с поля боя. Война кончена. Мы сейчас ловим их так называемого главнокомандующего и его ближайших приспешников. Найдем, уж не сомневайтесь.

Лейтенант хлопнул моего мула, и мы тронулись в путь: сперва поднялись на вершину горы, затем спустились в маленький городок, приютившийся в долине. Воздух здесь был сладок и чист, стрекотали сверчки, и солдаты угостили меня водой с хлебом. Как ни странно, я очень радовался, что выжил.

Лейтенант передал меня майору, который лично сопроводил меня в дом графа де Во в Корте. Убедившись, что это и в самом деле я, граф отдал мне собственные апартаменты, нашел для меня пристойную одежду и приказал своему слуге побрить меня и постричь. Кроме того, я получил на время его парик и бессчетное число кувшинов с горячей водой: после мытья я уже мог составить ему компанию. Целую неделю за мной наблюдал врач, и я сидел на диете для инвалидов. Де Во тоже сказал, что они давно оплакали мою трагическую гибель, а слава обо мне прошла по всей Франции. Он был искренне рад, что они ошиблись.