Последний подарок Потемкина

– Я щас вам покажу, чухна упертая, что «наата», а что нет… – дергая щекой и шеей, страшно и тихо произнес Петр, протягивая руку за топором, принесенным Меншиковым. Толпа ижорцев тревожно загудела и стала придвигаться к императору и его свите.

В этот момент раздался ружейный залп. Взвод гренадеров Семёновского полка, с фузеями наперевес, приближался быстрым шагом со стороны протоки, примыкая на ходу байонеты. Тускло сияло весеннее солнце на латунных бляхах с двухголовым орлом, украшавших кожаные гренадерские шапки. Это генерал-майор Чамберс, командир Преображенского и Семёновского полков, обеспокоенный отсутствием императора, послал десант. Проверить, всё ли в порядке. Хоть Ниеншанц и был взят, шведы всё ещё пошаливали на отдельных островах и в заводях Невской дельты.

– Последний раз спрашиваю, – предупредил Петр, перебрасывая топорик из руки в руку, – сначала рублю дерево, потом головы ваши.

Толпа волновалась, но, окруженная гренадерами, двигаться не смела.

Все три старика молчали, склонив головы.

– Они не скажут, царь Петер, – безнадежно произнес швед, – им жизнь не дорога.

– Своя, может, и не дорога, а вот чужая…

Он давно заприметил в толпе девушку, ещё подростка, с такими же белыми, как и у главного волхва, волосами. Выделялась она из толпы и ростом, и нарядом. На ней была длинная домотканая рубаха с удивительно красивой разноцветной вышивкой. Тоже из ромбов и свастик. Рубаха скреплялась у ворота большой овальной пряжкой из серебра, осыпанная мелким речным жемчугом и красными каменьями. Такими же, как у старика-волхва.

Поверх рубахи был передник из шерсти, украшенный рядами бисера и подвесками, похожими на сухие змеиные головы.

Пётр подошел к девушке и, взявши ее за ворот рубахи с пряжкой, подтянул вверх и к себе, да так, что той пришлось привстать на цыпочки. По сдавленному полу вздоху-полустону старика понял, что попал в точку.

– Внучка? – повернул он голову к нему, не отпуская ворота рубахи.

– До-очь… – горестно протянул старик.

– Экий ты! – подивился император, – бодрый…

Посмотрел в светлые глаза девушки. Она не отводила взор. Смотрела прямо ему в глаза.

– Тьфу ты! – сплюнул Петр, – и впрямь чудь белоглазая! Как в сказах старинных… Сколько ж ей лет?

– Пятнадцать… – простонал несчастный отец.

– Ну, вот что, старик, ежели не скажете мне, что вам сосны нашептали, отдам твою дочку на ночь своим «преображенцам». У них давно женки не было. Заслужили…

Старый волхв рухнул к ногам русского царя. Тягостно было смотреть на его могучие плечи, сотрясающиеся в молчаливых рыданиях. На лице девушки, однако же, не дрогнул ни один мускул. Только глаза побелели ещё больше. Пётр отпустил ее. Нагнулся к лежащему у его ног отцу и произнес глубоким, неожиданно мягким мурлыкающим голосом:

– Послушай меня, старик. Я ведь не чудовище. Я – христианин, если ты понимаешь, что это значит. Ответь, про что спрашиваю, и с головы дочки твоей волоса не упадет. Царское слово даю!

Когда все три волхва, отойдя вместе с царем в сторону, тихо поведали тому, что открыла им священная сосна, швед-переводчик сделался бледным, как бумага, а император, наоборот, побагровел.

– Не верю вам! – начал он. И опять щекой задергал.

– Ижорские да карельские колдуны – самые страшные, Ваше Величество, – прошептал швед, – их даже викинги боялись…

– Строить всё равно буду. Наперекор всем пророчествам… а то, чего викинги ваши боялись, для императора всея Руси не пример. Плевал я на их страхи… И на колдунов их карельских плевал… У меня планида иная…

И то сказать – император Пётр I не боялся ни колдунов, ни ведьм. Ни духов, ни демонов. Никакой, вообще, нечистой силы. Слухи ходили, что он сам с чертом дружбу водит… Не раз император и грешил чудовищно, и жесточайшие вещи творил, от которых кровь стынет в жилах… Однако боялся лишь одного. Очень малой твари – тараканов. Куда бы ни ехал Пётр, наперед его, едущего, бежали специальные гонцы-курьеры и, где надлежало быть остановке, осматривали, нет ли в избе тараканов, дабы не допустить возможной встречи императора всея Руси и сей гадины…

Посмотрел император темными тугими сливами глаз на волхвов и глухо сказал:

– Сами понимаете, что с таким знанием я вас в живых оставить не могу. Но смерть обещаю быструю и легкую. За дочку не бойся. Никто ее и пальцем не тронет. Слово царя.

Вернулся к свите и скомандовал свистящим шепотом Меншикову:

– Данилыч, стариков в лес, и пусть гренадеры там их, по-быстрому кончат, без шума. Шведа-толмача тоже убрать надо бы, чтоб не сболтнул чего. А жаль… Хороший лоцман Марти. Ты потом, по дороге назад, на Янисаари, придумай чего…

– А что с девчонкой, ваше величество?

– Ты что, очумел, Алексашка? Я же слово царское дал!

– Так я просто для ясности, Пётр Алексеевич…

– Ну, ты даешь! – и император покрутил головой, поражаясь в очередной раз на подлость простого народа…

Подошел к девушке. Оглядел ее с головы до пят.

– А что же ты, чудь белоглазая, гадючьих голов понавешала на подол? Колдовать, что ли, тебе помогают?