Последний подарок Потемкина

«А ведь Иосиф Виссарионыч должен был всё предвидеть, – предавался похожим раздумьям Алёша, время от времени легкими тычками контролируя передвижение пленного немца, – на то он и великий кормчий… Здраво рассуждая, это ведь мы сами подготовили кадры для их Люфтваффе, не так ли? – думал он, глядя на кожаную спину немца, – а какого, собственно говоря черта, какого черта лысого, мы открыли эту авиашколу в Липецке? Чтоб две с лишним сотни фрицев стали ее выпускниками? С отличием… а потом попрактиковались бы на своих учителях, с оттягом?

Быть может, была на то тайная причина у наших совбонапартов и великих геополитиков, а? Что-то вроде:

“Даешь боевой воздушный флот для Коминтерна!” … А нам просто об этом сказать забыли? Или нам и знать не положено… Не знаю, непонятно…»

Так, размышляя каждый по-своему, но в сущности об одном и том же, они подошли к Кирочной, прямо к сереющему в ночи зданию музея Суворова, укутанного маскировочными холстами.

Тут младший лейтенант Севастьянов остановился и тормознул Ульриха за воротник.

– Ну, давай я тебя до Суворовского проспекта доведу, а ты оттуда до Красной Связи уже сам дотопаешь? Я бы тебя и до дома довел, да мне в часть давно пора, а то особист в дезертиры запишет, – неуклюже пошутил он, – да и фрица оприходовать надо.

Как мы уже знаем, читатель, в каждой шутке есть доля шутки…

В политдонесения комиссара 26-го истребительного авиаполка младший лейтенант Севастьянов уже попадал пару раз. Ибо, бывало, говорил то, что думал. Такой уж был человек Алёша…

– Дойду, конечно, – вздохнул Сенька. Вот уже второй раз за сегодняшний вечер он должен был расставаться с сильным, большим, полюбившимся ему человеком. И, как он теперь уже чувствовал, навсегда. Они молча дошли до угла Суворовского и 9-ой Советской улицы. Остановились у весьма затейливого вида дома. Фасады дома были украшены внушительными трехэтажными эркерами, под которыми были прилеплены балконы второго этажа. Угол дома, тоже эркерный, был увенчан замысловатой башенкой.

– Вы знаете, – сказал Сенька, пытаясь оттянуть неизбежное расставание, – дом этот очень примечательный. И с архитектурной, и с исторической точки зрения. Видите эти эркеры? Они тут просто для красоты, а в Средние века их строили в крепостях как оборонительный компонент. Чтобы лучше было поражать атакующих, когда они лезли на крепостную стену. А также, – и тут Сенька смущенно улыбнулся, – эркеры строили как туалеты, они ведь нависают над стенами здания, то есть крепости…Вот из них всё и вываливалось наружу, за пределы крепостных стен….

Эти познания Сенька подчерпнул в одной из архитектурных экскурсий по Питеру, всё с тем же школьным кружком по искусству.

– А принадлежал весь этот дом аж до 8-ой Советской купцу первой гильдии Степнову… его так и называли – «дом Степнова». В нем и витражей полно, очень красивых. Тут много всяких странных историй произошло… Купец этот, Степнов…

– Слушай, Семён… – впервые назвал его по имени Алёша, – говоря о странных историях, мне так кажется, нам не стоит особо о сегодняшнем вечере трындеть… – и, помолчав, спросил, испытующе глядя подростку прямо в глаза: – Ты сам-то что думаешь, а?

Сенька согласно кивнул головой.

– Ну, вот и ладушки! – облегченно улыбнулся младший лейтенант, – держи краба! И протянул ему огромную ладонь. Их рукопожатие продлилось дольше обычного. Они как бы скрепляли им договор хранить свою тайну. Тайну этого вечера. Как же не хотелось Сеньке отпускать эту теплую и мужественную ладонь! Но пришлось…

Они отошли друг от друга лишь на пару шагов, когда Алёша окликнул его.

– Эй, Сень, погодь! На вот тебе, сухой паек. Держи…

И протянул ему куриную ногу в промасленной салфетке.

– Мамку малехо подкормишь.

Потом подмигнул хитро и вполголоса добавил:

– А со жратвой-то у буржуев всё в порядке было! Ты это, ко мне в часть приходи… Хорошо, Сень? Обязательно. 26-й истребительный авиаполк, спросишь младшего лейтенанта Севастьянова. Я тебе самолет покажу, в кабине посидишь… Хочешь? – и, улыбнувшись, добавил: – А грамотно ты фрица бортанул, молоток! Тебе ещё немного мышечной массы поднабрать и прямой путь борьбой заниматься… вольной или самбо… У тебя это пойдет. Ну, бывай, Семён!

И, придерживая Ульриха за плечо, Лёша пошел дальше по Суворовскому проспекту.

Барон фон Ротт, впрочем, и не собирался вырываться или убегать. Он медленно брел по улицам этого похожего на призрак города, перебирая в сознании события последних часов своей жизни и пытаясь отделить реальность от бреда. И только когда память его наталкивалась на «натюрморт» с одиноко лежащей на зимней земле белой баварской рукой, испачканной кровью, и всё еще, как бы нажимающим на гашетку пулемета пальцем, страшно гармонирующей с этим черным холодным фоном, он жмурился и тряс головой, старясь отогнать это видение…

Глядя на уходящего в ночь младшего лейтенанта Севастьянова, Сенька отчетливо понял, что больше не увидит его никогда…