Последний поединок

Решение было принято молниеносно: переулок безлюден, впереди — обгоревшие развалины дома. Среди этих развалин дядя Семен уже бывал; в цементном полу он запомнил пролом, за которым чернела пустота подвала.

Прыжок, и дядя Семен перебегает через загроможденную битым кирпичом комнату, вторую и останавливается за покосившейся печью. Он слышит громкий стук шагов, хруст и шорох щебня, тяжелое дыхание бегущего человека… Человек останавливается, оглядывается по сторонам — в руке у него пистолет, в другой зажат свисток…

Для него полная неожиданность — прикосновение к боку некоего твердого предмета. Дуло «Вальтера» впивается меж ребер. Он не успевает отскочить и не успевает крикнуть. Два выстрела звучат так глухо, что их, пожалуй, даже не слышно на улице.

Шкипер не позволяет мертвому упасть, — подхватив его на руки, он опускает поникшее тело на щебень, отбирает пистолет, свисток, срывает спрятанный под лацканом пиджака значок гестапо, просматривает и прячет в карманы документы. Потом он подтаскивает труп к провалу и спускает в подвал. Слышно мягкое падение тела.

Дядя Семен закуривает и неторопливо выходит в переулок, который по-прежнему тих и безлюден. Вскоре он сворачивает в неприглядный двор.

На стук в дверь — три раза, потом два — ему открывает старушка. В уютной горнице навстречу шкиперу одновременно поднимаются четыре человека. Двое из них — в морских тельняшках, двое — в простых, поношенных костюмах.

— Новости? — коротко спрашивает пожилой седеющий моряк с ясными, синеватыми глазами.

Дядя Семен молча выкладывает на стол два пистолета, документы шпика, его значок.

— Плохие новости, — говорит он. — Наши хлопцы из футбольной команды хлебозавода — в опасности. В первом тайме они побили хваленых немецких игроков. Побьют, конечно, и во втором. Такого оскорбления перед всем народом гестапо им не простит.

— А настроение на стадионе? — спрашивает синеглазый.

— Буря!..

— Как вижу, ты снял шпика?

— Пришлось. Другого выхода не было. Главное, как выручить ребят? Ведь это же наши агитаторы в красных майках! Ух, как бушует стадион! Тысячи патриотов на трибунах, выкрики: «Снимите с киевлян кандалы!» «Красные победят!» Вот какая она штуковина — спорт — демонстрация нашей силы!

Некоторое время все молчат; в тишине горницы слышно неторопливое постукивание ходиков. Коренастый пожилой человек присаживается к столу, почему-то пристально осматривает свои загрубелые руки. Он говорит негромко и задумчиво, будто отвечая самому себе:

— Мы не можем хвататься за каждый отдельный случай. Наша задача — действовать на реке. Немцы готовят самоходные баржи. Они хотят использовать их для военных перевозок. Тут наша задача: калечить суда противника, топить их, сажать на мель… Мало ли дела! Нет, мы не можем распыляться.

Дядя Семен старательно раскуривает сигарету, усталым движением руки разгоняет дым.

— Я понимаю нашу задачу, Андрей, несколько шире. Она может сменяться каждый день. В этом и заключается оперативность. Конечно, главное для нас — река. Но, если имеется возможность… Почему бы не провести операцию и вдали от реки? Не забывай главного: речь идет о наших людях, над которыми нависла беда…

Доводы дяди Семена, по-видимому, не убеждают Андрея; он хмурит лохматые брови и говорит глухо:

— Нас очень мало. Сколько нас тут, на Подоле? Одиннадцать человек. Немцы не забыли, это Киев — это столица, они заранее подготовили целую дивизию шпиков. Приходится действовать более, чем осторожно. Ну что мне вам рассказывать — сами вы знаете, сколько провалено партизанских групп… Если переключить действия на другой район города, пусть даже частично, — значит, оказаться в незнакомых условиях. Здесь, на Подоле, мы хорошо знаем обстановку — и потому им нелегко нас взять. Но где-то на хлебозаводе… Я, например, не знаю там никого.

— Я понимаю тебя, Андрей, ты не хотел бы уклониться от намеченных планов…

Андрей прерывает его уже нетерпеливо:

— Так и должно быть. Наша задача — прежде всего, она поставлена партизанским центром. Мы наметили потопить три баржи со снарядами противника. Почему эта операция блестяще удалась и никто не провалился? Потому, что был четкий план и мы не отвлекались. Я не знаю, сколько спасено этой операцией наших советских людей. Думаю, очень много, если тысячи снарядов врага никогда не взорвутся, если они надежно упрятаны на дне реки. А теперь должны прибыть суда со взрывчаткой. Наша цель — потопить их, во что бы то ни стало потопить…

С дивана встает плечистый, статный паренек лет двадцати двух. У него загорелое лицо, немного застенчивая улыбка и белесые, выгоревшие на солнце брови.

— Ты, Андрей Семенович, как говорится, — нацеленный товарищ… Это хорошо. Конечно, главная наша задача-река! Мы не должны позволить, чтобы взрывчатка была выгружена в Киеве. За это дело все мы друг перед другом отвечаем головой. И все же я не могу спокойно думать о судьбе ребят из нашей футбольной команды…

— Ну, брат, не то время чтобы о чувствах думать, — угрюмо замечает Андрей. — Может, и у меня, Толя, душа не меньше твоей болит…

— Я имею конкретное предложение.

— Вот это дело.