— К среде я начинаю скучать и переключаюсь на следующего. Тут очень тонкая грань.
— Понимаю. И кто же был вашей последней любовью? Ваш жених?
Тон нейтральный, но под наружным безразличием, где-то глубоко внутри, я улавливаю нотку интереса.
Я молчу, точно мысленно перебираю легион вариантов, тогда как на самом деле ответ до боли прост.
— Нет, не он, — я качаю головой. — Билли.
Когда я произношу его имя сейчас, по прошествии времени, мне больно только самую малость.
— Билли?
— Уильям Рэндольф Уортингтон-третий.
— Билли, — фыркает он.
— Да, Сэмюэл. Для друзей просто Билли.
— И вы, разумеется, были добрыми друзьями.
— Между прочим, да. Некоторым образом.
— И вы любили его?
— Билли все любили.
— И на следующий день он вам наскучил?
— Что-то в этом роде, — я натянуто улыбаюсь.
— А что случилось на самом деле?
— Почему вы спрашиваете?
— Может, просто чтобы убить время.
— Вы о чем? Тут два шага, через минуту будем на месте.
— Ну и развлеките меня в эту минуту.
— А я не говорила вам, что ненавижу, когда мне приказывают? — огрызаюсь я.
— Нет необходимости. По вашим манерам все видно.
— И тем не менее вы нарываетесь.
— Потому что вы любите провокации. Готов поспорить, Билли вас не провоцировал.
Это верно, но к делу не относится.
— Билли был душка. Чего нельзя сказать о его мамаше.
— Она не одобряла.
— Именно.
— А почему?
— Вам действительно непонятно?
— Вы довольно славная.
— Какая щедрая похвала, — фыркаю я.
— Так почему же миссис Уортингтон-вторая недолюбливала вас?
— Наверное, она считала, что я испорчу ее сына. Что и ее семья станет частью скандала, постигшего нашу.
— А мне казалось, скандалы в вашем кругу — обычное явление.
— Не такие. Когда вы занимаете высокое положение, о вас сплетничают и вам завидуют, а когда вы падаете, люди хотят только одного — забыть о вас.
— Они испугались, — говорит Сэм. — Испугались, что несчастья вашей семьи коснутся их.
— Возможно. Когда рушится здание, это всем в назидание, — я пожимаю плечами. — Абсурдно, в самом деле. Депрессия по большей части обошла стороной Уортингтонов и им подобных. Судьба — дама капризная, невозможно предугадать, кого она коснется. Одну семью пощадит, а другую — в порошок сотрет.
— Если бы Билли любил вас, он остался бы с вами.
— Полагаете, от этих слов мне станет легче? — смеюсь я.
— Если бы вы любили Билли, вы никогда не позволили бы ему отказаться от вас.
— Каким, интересно, образом? Если мужчина решил свалить, очень сомневаюсь, что женщина способна остановить его.
— Тогда вы себя недооцениваете. Не думаю, что найдется мужчина, который уйдет от вас и не пожалеет об этом.
Я открываю рот, чтобы сказать…
— Вы только посмотрите на себя. Вы проделали такой путь, чтобы найти нужного вам человека. Вас непросто остановить. Если Билли был вашей большой любовью и вы отказались от него, тогда что привело вас сюда? Разыскиваете жениха? Он сбежал прежде, чем оказался у алтаря?
— Я разыскиваю брата. Точнее, сводного брата. Его мать была первой женой моего отца.
Она умерла от рака, а отец восемь месяцев спустя женился на моей матери, что вызвало пересуды.
— Мы не видели друг друга уже несколько лет, — добавляю я. — Все из-за войны — вернувшись с нее, он стал другим. Время от времени он писал, но потом полностью исчез из нашей жизни.
— Когда он ушел на войну, вы, наверное, были совсем маленькой.
— Да. Но я помню, каким он был прежде. Это обрывки воспоминаний. Он был моим героем. У него был потрясающий смех. Он всегда приносил мне угощения, украдкой совал конфеты, чтобы мама не видела.
— А чем он занялся потом? — спрашивает Сэм.
— Он был врачом, когда ушел добровольцем на фронт. Он служил в госпитале.
— Тогда он повидал много смертей.
В той войне погибло почти сорок миллионов человек, и я часто думаю, сколько из них видели моего брата в свой последний час.
— Должно быть. Но он никогда не говорил об этом. Когда война завершилась, мы долго ждали, что он вернется домой, но он не появился. Потом, гораздо позже, пришло письмо с лондонским штемпелем, в котором брат сообщал, что живой. Несколько лет спустя он объявился у нас на пороге. Я едва узнала его. Он пробыл с нами пару дней и ушел. Долгое время он неожиданно появлялся и снова исчезал, пока наконец не пропал совсем.
— А вам известно, где он жил в это время?
— Нет.
— А потом вы получили письмо со штемпелем Ки-Уэст.
— Да.
— И вы решили, что самое разумное — сесть на поезд и самой притащить его домой?
— Есть обстоятельства, не терпящие отлагательства.
— А именно?
— Хватит с вас моих секретов, — в ответ говорю я.
— Почему вам так нужно разыскать брата?
— Он — все, что у меня осталось.
— У вас больше никого нет?
— Мама нездорова, — тон, каким это сказано, ясно дает понять, что это личная тема.
— А когда вы получили последнее известие от брата?
— Месяц назад.