Последний поезд на Лондон

– Мадам, за каналом Леопольдштадт… Гулять там для такой безупречной дамы, как вы, было бы… неосмотрительно.

– Понимаю, – ответила она. – Что ж, прогуляюсь по Рингштрассе.

И она уверенно повернула налево, не обращая внимания на неодобрение швейцара.

Не прошла она и пяти шагов, как рядом с ней зазвонил оловянный колокольчик сборщика пожертвований.

– Никто не будет голодать, никто не будет мерзнуть, – услышала она слоган, придуманный нацистами.

В это время года он звучал по всему Рейху, чтобы, как утверждали его авторы, помочь менее удачливым согражданам с едой, одеждой и топливом зимой. На самом деле под маской благотворительности скрывалось натуральное вымогательство. Самых известных актеров и актрис, таких как Паула Вессели и Хайнц Рюман, вынуждали принимать в нем участие, и никакой возможности отвертеться у них не было.

– Рейхсмарку в помощь детям? – Сборщик протянул Труус чашку.

Но Труус вцепилась в сумочку так, словно перед ней был грабитель. «Детям, как бы не так! – подумала она. – Скорее уж, Гитлеру, Герингу и Геббельсу».

– Какое совпадение, – сказала она. – Я как раз приехала в Вену помогать детям.

Сборщик пожертвований ответил ей широкой улыбкой.

– Еврейским детям, – уточнила она.

Улыбку с лица мужчины точно смахнули тряпкой. Он злобно затряс колокольчиком, а Труус пошла своим путем.

Без выхода

Зофия Хелена погасила в пустом погребе свет. Еда, которую она приносила Штефану каждый день, исчезала регулярно, и не только еда, но и одеяло, ручка, тетрадь и книга под названием «Калейдоскоп». Иногда взамен Штефан оставлял ей записку, нацарапанную на клочке бумаги из лавки мясника. Эти клочки она бережно прятала в ящик с сокровищами у себя под кроватью. Она знала, что он где-то здесь, но, сколько ни искала его в развалинах талмудической школы, на всех трех уровнях монастыря и вообще везде, где было посуше, так и не нашла. «Где ты, Штефан?» – захотелось ей крикнуть так громко, чтобы ее голос прокатился по всему подземелью, но она дождалась, когда глаза привыкнут к темноте, и ощупью двинулась к приставной лестнице. Проползла через низкий тоннель, еще постояла в подземелье, вспоминая, как пах шоколад в темноте, как он медленно таял у нее во рту, его удивительный вкус. В подземелье стало темно, куда темнее, чем когда она впервые пришла сюда со Штефаном. Сейчас даже калейдоскоп не покажет здесь ничего, кроме темноты, – ни зеркал, ни цветных узоров, ни их умножений, лишь черноту.

Вдруг, почуяв в темноте какое-то движение, она застыла. «Ничего, подумаешь, крыса», – сказала она себе. И продолжала стоять, дожидаясь, когда глаза привыкнут окончательно. «В следующий раз надо зажигать в погребе фонарик, а не лампу», – подумала она. Так и безопаснее.

Что это, голоса? Она так испугалась, что снова застыла на месте. Откуда?

Чья-то ладонь накрыла ей рот. Зофи хотела закричать, но рука прижалась еще плотнее. Она почувствовала, что ее куда-то тащат, спиной вперед. Она вырывалась, пыталась крикнуть, но от чужой ладони во рту был вкус грязи и немытого тела.

– Ш-ш-ш-ш, – раздалось прямо ей в ухо, пока ее ноги проехали через кучу мусора.

Чужая ладонь все еще зажимала ей рот и ужас пульсировал в горле, когда голоса раздались снова, эхом отскакивая от стен подземелья откуда-то со стороны ее дома. Если она завизжит, услышат ли ее? Помогут ли?

Дыхание на ее шее отдавало нечищеными зубами и горечью какао. Руки держали ее так крепко, что не повернуться, не пошевелиться.

– Ш-ш-ш-ш…

Голоса приближались. Гавкнул пес. Лай был недобрый.

Руки, державшие ее, тянули Зофи назад и вверх по винтовой лестнице. Но она уже не сопротивлялась, ей самой хотелось уйти подальше от страшного лая – собак было несколько.

Голоса все ближе, все яснее, собачий лай все громче и резче.

Руки понуждали ее идти вверх, и она сама старалась ступать как можно тише. Те, кто приближался снизу, оказались страшнее.

Наверху что-то стукнуло о крышку люка, один треугольник просел с глухим «так», и Зофия Хелена испугалась. А что, если собаки хотя и лают, но все же слышат звуки снаружи?

Она подняла голову. Слава Богу, на улице никого, темно и тихо! Любой звук оттуда мог их сейчас выдать.

Затаившись на самом верху лестницы, они ждали, когда можно будет бежать, но пока не решались. Над ними прошли какие-то люди. Приглушенные голоса сначала приближались, потом стали удаляться, смолкли.

В тоннелях внизу все громче лаяли собаки. Раздались поспешные шаги – кто-то бежал. Крики.

Наверху тоже кто-то пробежал, один, быстро. Шаги прозвучали и стихли.

Подземелье гремело собачьим лаем так, словно псов было не меньше полусотни. За псами шли люди, их тоже была как будто целая армия, лучи фонарей шарили по стенам. Прямо под ними кто-то завопил:

– Эй, ты, жиденок!

– Мы знаем, что ты здесь!

Неужели они кричат прямо в лестничный колодец?

Но лай, голоса и шаги скоро затихли в отдалении.

– Штефан? – шепнула она.

И снова ладонь на ее губах – не угроза, предостережение. Зофи застыла и еще долго ждала, прислушиваясь.