Последний поезд на Лондон

Никто не признался, хотя офицеры, которые произвели арест, всего пару минут назад прямо раздувались от важности.

– Неужели никто не догадался проверить, запланирована эта встреча или нет?

– Мы должны были побеспокоить оберштурмфюрера Эйхмана среди ночи? – спросил первый из череды дознавателей, допрашивавших Труус.

– Так позвонили бы его атташе, болваны!

Губер развернулся и вышел из ледяной комнатушки. Дознаватель, понурив голову, поплелся за ним. В этот момент он был ужасно похож на пса, нагадившего на ковер. Следом вышли и другие двое, оставив Труус одну.

Она не шелохнулась, только бросила быстрый взгляд на часики у себя на руке. Уже почти утро. Йооп скоро встанет, оденется, отрежет себе кусок хлеба, посыпет хагельслагом, который она приготовила ему перед отъездом, и сядет один за узкий кухонный стол. В небольшой квартирке на соседнем канале Клара ван Ланге сядет завтракать с мужем, они будут говорить о ребенке, который скоро у них появится. Днем Клара отнесет Йоопу обед. Она обязательно это сделает: Клара ван Ланге из тех, кто всегда выполняет обещания.

Появился Губер и его люди.

– Фрау Висмюллер, – начал он, – к сожалению, атташе герра Эйхмана утверждает, что информация о вашей встрече с оберштурмфюрером в его календаре отсутствует.

– Вот как? – ответила Труус. – И конечно, этот атташе совершенно уверен, что не совершил никакой ошибки. Насколько мне известно, герр Эйхман не из тех, кто склонен прощать людей, пошедших против его воли. К тому же есть еще проблема зарубежной прессы.

– Проблема зарубежной прессы?

– Будет очень неприятно, если в зарубежные газеты просочится история о том, как одна голландская дама привезла оберштурмфюреру Эйхману поздравления ко Дню святого Николая из Англии и Нидерландов и оказалась в ледяной тюремной камере, где провела всю ночь.

Да, действительно неприятно.

Дождавшись, когда Губер утвердится в мысли об ошибке, совершенной там, где ею и не пахло, и как следует испугается последствий дурных отзывов в прессе, Труус продолжила:

– Может быть, вы не откажетесь позвонить самому герру Эйхману? Или будет лучше, если его разбужу я?

Губер попросил у Труус извинения и вышел из комнаты в коридор, где стал шепотом совещаться со своими людьми. Когда они вернулись, арестовавшие ее офицеры поклонились ей – любезность, в которой до сих пор отказывали.

– Простите моим парням их оплошность, фрау Висмюллер, – сказал Губер. – Я лично прослежу, чтобы ошибка в расписании герра Эйхмана была исправлена немедленно. А пока мои люди доставят вас в отель.

А теперь поднимите юбку

Труус стояла и молча наблюдала за Эйхманом. Тот писал, сидя за столом в одной из комнат дворца Ротшильда. Судя по ее размерам, огромным окнам от пола до потолка, статуям и картинам, здесь когда-то принимали гостей. Ее присутствия он не замечал. Даже когда секретарь назвал имя посетительницы, докладывая о ее приходе, Эйхман не поднял головы. Зато пес, который сидел рядом со столом, не сводил с нее глаз, как она сама не сводила глаз с его хозяина.

Наконец раздраженный ее присутствием Эйхман поднял голову.

– Оберштурмфюрер Эйхман, я Гертруда Висмюллер. Я пришла по срочному…

– У меня нет обыкновения вести дела с женщинами.

– К сожалению, мужа я оставила дома, – ответила Труус тоном, в котором на сожаление не было и намека.

Эйхман вернулся к работе со словами:

– Вы свободны.

Труус села. Пес тут же напрягся, хотя Труус двигалась медленно и осторожно – не из-за собаки, а из желания сделать так, чтобы ее колени все время оставались прикрытыми юбкой. О чем только думал Йооп, когда подменил чудесную респектабельную юбку на это новомодное посмешище? Можно подумать, ее голые икры могут прельстить кого-то, как ноги Клары ван Ланге.

Эйхман, не поднимая головы, добавил:

– Я же разрешил вам уйти. Такое преимущество получает не каждый.

– Не откажите сначала выслушать меня, – сказала она. – Я проделала немалый путь ради этого разговора с вами, чтобы устроить выезд некоторого количества детей из Австрии в Британию…

– Ваших детей? – спросил он и наконец посмотрел на нее в упор.

– Это дети, которых Британия…

– Значит, не ваших?

– Господь не благословил меня…

– Тогда объясните мне, будьте любезны, зачем почтенная голландка дает себе труд приезжать в Вену, где хлопочет за детей, не имеющих к ней никакого отношения, чтобы устроить их выезд в страну, к которой она…

– Иногда, оберштурмфюрер Эйхман, люди особенно ценят то, чего они лишены.

Пес подался вперед, как только она перебила Эйхмана, – слова, о которых она даже не думала раньше, вдруг сами сорвались с ее губ.

– Полагаю, вы порядком поднаторели в помощи отбросам человечества? – хмыкнул Эйхман.

Труус поспешила задушить в себе гнев, который в сочетании с ее печалью мог дать непредсказуемые результаты, и сказала:

– Сколько я себя помню, члены моей семьи всегда помогали другим людям. В годы Великой войны мои родители брали в наш дом детей беженцев – многие из них сейчас ваши ровесники. Вы, случайно, не так уцелели во время той войны?