Последний поход

Он был добрый, спокойный и какой-то... домашний. Или это ощущение у Леры вызывали многочисленные иконы на стенах, напоминавшие о келье юродивого Птаха в Пионерском убежище. Лера не могла точно сказать. Но знала одно: с момента, как она впервые переступила порог храма, ее тянуло сюда все сильнее.

Да и рассказывать священник умел совсем не так, как это делал Батон - вечно хмурый, ершистый или попросту пьяный в дым. Что- то было в нем. Нечто новое. Что-то по-настоящему человеческое, что Лера не могла как следует разобрать, но начинала понемногу тянуться к этому необычному мужчине.

Сорокалетний отец Михаил, в прошлом чилиец Мигель, принял православие уже после Катастрофы и был крещен русским батюшкой, который умер через несколько лет после войны. Он рассказал Лере, что церковь Святой Троицы была первой православной церковью в Антарктике, построенной еще до Катастрофы на острове Ватерлоо недалеко от российской станции «Беллинсгаузен». А затем, после Катастрофы, ее с невероятным трудом перенесли к «Новолазаревской».

- Чили, - как-то, потягивая горячий чай из кружки, нахмурилась Лера. — Какое странное слово. А что это?

- Это место, откуда я родом, — с грустью вздохнул настоятель, поставил свою кружку на плитку, кочергой отодвинул заглушку и поворошил заискрившие угли. — Было когда-то такое государство на юго-западе Южной Америки. Слово «Чили» на одном древнем языке означало «холодный» или «предел».

- Холодный! - оживилась девушка. - Прямо как здесь?

- Да нет же, нет, - тихо засмеялся отец Михаил. Достал с одной из полок увесистую книгу, полистал и, развернув, положил Лере на колени. - Это совсем другая страна. Там не бывает снега. Вот, смотри.

Книга оказалась старым Атласом мира. Такие она видела в кабинете погибшего капитана Лобачева в Убежище. У Леры снова кольнуло сердце.

- Это, - настоятель повел пальцем по пожелтевшей от времени бумаге, - одно из двух государств Южной Америки, имеющих... имевших выход к Атлантическому океану, по которому вы приплыли сюда и, как я слышал, встретились по пути с гигантским чудовищем.

- Ага, - согласно кивнула Лера. - Огромный, почти с лодку! Щупальца гигантские, глаза - во-от такие! Куча глаз! А еще там были светящиеся медузы, меня даже выкинуло за борт, и я чуть не умерла от переохлаждения, а еще один из тех поляков, что плыли с нами...

Лера запнулась на полуслове, сообразив, что слишком разоткровенничалась, и поспешила сделать большой глоток, прикрыв краем чашки глаза.

Взяв с ее колен атлас, настоятель закрыл его и аккуратно поставил на место.

- Да уж, повидала ты на своем пути. И как все в конце обернулось...

- Вы не представляете...

- И давай уже на «ты», к чему все эти расшаркивания, - Михаил оглядел погруженное в полумрак ветхое помещение церкви, в котором они были одни. - Сейчас-то уже чего. Сколько нас таких, сыновей божиих, на земле осталось. Несколько тысяч? Пара десятков? Эх...

- А вы... ты бы не хотел вернуться домой? - допив пряный травяной отвар и вытерев губы тыльной стороной ладони, осторожно спросила Лера. - Или хотя бы посмотреть, что там осталось? Может быть, кто-то выжил?

- Да что там могло остаться, - отмахнулся священник, и девушка впервые уловила в его голосе жесткие нотки. - Пепел, разрушение, боль. Все порушили, стерли с планеты начисто. Нет больше ничего, Лера. Больше ничего нет. И надежды нет. Некуда плыть.

- А бог на небе? Как же он?

-А что он. Бог, - устало проговорил мужчина. - Бог всегда здесь. - Он указал на свое сердце. - Вот только ничем не может уже помочь. А небо... Небо только и делает, что плачет радиоактивным дождем. А ведь когда-то давно оно было ванильным, чистым, мягким, спокойным и таким прекрасным, когда солнце садилось за горизонт.

- Но ведь мы же приплыли, - робко вставила девушка. - Вдруг и в вашей стране кто-то есть. Я вот хоть узнала судьбу родителей. Так легче. Хоть и тяжело на душе. А у тебя есть... была семья?

- Нет там никого, Лера, - Михаил отвернулся от собеседницы. - Руины, пыль да призраки. А теперь и здесь ничего. Ваша лодка - чудо. Но уже никому не нужное. Поздно. Слишком поздно.

Он помолчал и, ссутулившись, тихо закончил:

- Зря вы приплыли. Ничего нет, а снова кровь.

Лицо девушки дернулось, словно от пощечины.

- Мы не хотели, ты же знаешь.

- Никто не хотел.

Посмотрев на пустую кружку, Лера поставила ее на печь рядом с кружкой священника.

- Знаешь, за годы, проведенные здесь... Вроде живешь, а остального мира как бы и не существует. А теперь его и вправду нет. Каково это?

- Это страшно, - почти прошептала девушка.

- Страшно, - повторил Михаил. - Какая-то часть тебя просто умирает, и все. А ты даже не сразу догадываешься, почему.

- Как... как вы узнали? - спросила Лера и сама испугалась вопроса.

- Ловили обрывки передач. Связь полностью оборвалась на вторые сутки. А потом тишина. Неделю. Месяц. Год за годом, двадцать лет. Молчание и больше ничего.

Сплетя пальцы, Лера с такой силой сдавила руки коленями, что заныли кисти.

- Больше ничего.

- Я знаю, что такое одиночество, Мигель.

- Нет, Лера. Не знаешь.

- Послушай, если это из-за семьи...