Последний полет

– Новый Страж-Командор нижайше просит прислать ему запас лириума, оружия и брони, так как их собственные запасы были в значительной мере истощены в сражениях с… о… ну да, с горящими деревьями, одержимыми демонами. Здесь подробный список того, что нужно.

– Не сомневаюсь, – фыркнул камергер, не открывая глаз. – А таинственный эрл из Денерима что нам хочет сказать?

Таинственный эрл тоже просил о помощи: его супруга спускалась в погреб за бутылкой вина, как вдруг ей почудилось, что мимо пробежал генлок, поэтому эрл требует немедленно отправить к нему отряд Серых Стражей, дабы выследить и уничтожить порождение тьмы, которое, вне всяких сомнений, проникло в его погреб прямиком с Глубинных Троп. О том, сколько бутылок вина эрл и его жена успели выпить до предполагаемой встречи с генлоком, в письме умалчивалось.

Остальные письма не были столь нелепыми и легкомысленными, однако в большинстве своем являлись именно прошениями. Маги и храмовники либо просили о поддержке в борьбе друг с другом, либо искали убежища в Вейсхаупте. Разведчики в Андерфелсе сообщали о порождениях тьмы, которые вели себя необычайно организованно. В донесении от гномов говорилось примерно то же самое о порождениях под землей. Некоторые письма представляли собой отчеты о деятельности Стражей и, в частности, содержали списки тех, кто, подчинившись Зову, отправился на Глубинные Тропы, чтобы принять свой последний бой.

Валья едва дошла до конца одного такого списка, присланного из Орзаммара, как Камергер открыл глаза.

– Довольно, – сказал он, указывая рукой на дверь. – Ступай. У тебя много работы. Письма оставь здесь.

Валья поклонилась и вышла из кабинета.

Девушка направилась к мемориалу Гараэла, собираясь присоединиться к остальным магам, но те уже отправились на ужин. В библиотеке не было ни души, лишь Реймас сидела в одиночестве за столом. Перед ней лежала закрытая книга.

Валья отчаянно надеялась, что ей удастся выскользнуть из зала, не привлекая внимания храмовницы, однако надежда оказалась напрасной.

– Ты… Валья, да? – раздался в мертвой тишине голос Реймас.

Эльфийка остолбенела. Она ничего не могла с собой поделать. За годы, проведенные в Круге Хоссберга, страх перед храмовниками слишком глубоко въелся в ее душу. Неимоверным усилием воли она взяла себя в руки, придала лицу бесстрастное выражение и повернулась к Реймас:

– Да.

– Подойди, пожалуйста.

Валья стояла, не в силах пошевелиться. Напрасно она повторяла себе, что они не в Круге, что здесь, в Вейсхаупте, у храмовницы нет над ней ровным счетом никакой власти, что она, Валья, не обязана подчиняться ее приказам… Все тщетно. Привычка бояться перевешивала все доводы разума.

– Зачем?

– Просто хочу с тобой поговорить. – Реймас улыбнулась.

Улыбка вышла какой-то неуклюжей – все-таки для вытянутого, вечно сурового лица храмовницы это было крайне непривычное упражнение.

Валья нехотя приблизилась и, выбрав самый дальний стул из ряда напротив храмовницы, села.

– О чем?

– Ты ведь нам не доверяешь, верно?

Реймас положила руки на книгу, сцепив пальцы. Кисти у нее были крупные, как у мужчины, с широкими пальцами и заскорузлыми ладонями, испещренные шрамами, застарелыми и довольно свежими. Такие руки бывают у солдат. И у храмовников.

– Твои друзья к нам тоже не особо расположены… но ты самая недоверчивая.

– Ты об этом хотела поговорить?

– Да. Тебе нечего бояться. – В глазах Реймас шевельнулась боль. – Мы ведь здесь не по долгу службы. Поверь, далеко не каждый становится храмовником для того, чтобы истязать и унижать магов.

– Серьезно? – с нескрываемым раздражением спросила эльфийка. Она демонстративно отодвинулась назад, и ножки стула, проехавшись по каменному полу, издали громкий противный скрежет. – То есть вы обрекаете себя на заточение в башнях, среди несчастных перепуганных магов по более благородной причине?

– Бывает и так. У меня было так. – Храмовница заправила за уши тонкие волосы и опустила взгляд на книгу. Это были «Проповеди и гимны во славу Создателя». Судя по крепкому, почти новому переплету, книгой пользовались редко. – Я вступила в орден, чтобы защищать вас.

– Как благородно. Теперь я, видимо, должна спросить: почему?

– Если хочешь. Мой отец был магом, хоть и не особо могущественным. Магии он не обучался и делал все возможное, чтобы скрыть свой дар. Он никому о нем не рассказывал, ни нам, детям, ни даже матери. Хотя мать, я думаю, и так знала. Нередко дома у нас творилось что-то странное: то куриные яйца покроются льдом прямо в гнездах, то факел начнет гореть синим или зеленым пламенем. А в пламени еще и пляшут какие-то лица, и что-то шепчут… Нам строго-настрого запрещали об этом говорить. А если в деревне и были те, кто догадывался об отцовских талантах, они, как и мы, крепко держали язык за зубами.

– И что было потом?