Последний полет

Их двойное заклинание поразило почти всех генлоков (и нескольких Драконов, но это было неизбежно), и те застыли на месте, покрытые блестящей тонкой коркой. Кто-то умер мгновенно в своем прозрачном коконе, а остальных, воспользовавшись их ледяным пленом, быстро добили Рубиновые Драконы.

Повсюду творилось то же самое. Грифоны бросались от одной группы союзников к другой, а их наездники использовали весь доступный им арсенал, чтобы спасти как можно больше своих. Поле дымилось от врезавшихся в землю огненных шаров, дым ел глаза и не давал дышать, пепел, кружащийся в воздухе, как снежные хлопья, забивал рот, но Стражи, стиснув зубы, продолжали теснить врага. Они осыпали порождения стрелами, отпугивали их стеной огня и камнепадом, давая тем самым союзникам краткую передышку; отвлекали огров и эмиссаров, проносясь у них перед самым носом, чтобы воины могли воспользоваться их замешательством.

В какой-то момент эмиссар-гарлок, одетый в слишком длинную поношенную мантию и видом своим напоминавший скорее пародию на настоящего мага, выпустил в грифона вспышку черного пламени. Тот, закружившись, начал падать. Сопротивляясь невидимой силе, грифон отчаянно хлопал крыльями, но тут огр швырнул в него булыжник, и птица рухнула на землю. Двоих наездников просто раздавило, а смертельно раненного грифона порождения принялись разрывать на части, орудуя когтями и зазубренными мечами. В воздухе повисла тонкая кровавая дымка.

Все произошло слишком быстро, чтобы Иссейя могла предотвратить этот кошмар, а сейчас было поздно вмешиваться. К тому же ей самой угрожала опасность: отряд генлоков-лучников обстреливал Ревас. И хотя ей с Калиеном удалось испепелить значительную часть уродцев с помощью огненных шаров, атаковать оставшихся по-прежнему было чересчур опасно.

Один из грубых кусков железа, служивших порождениям стрелами, ударил эльфийку в предплечье, через секунду еще два отскочили от передней луки седла. Вжавшись в шею грифоницы, Иссейя прокричала команду к отступлению, а сама начала с удвоенной силой осыпать генлоков огненными заклинаниями, чтобы выиграть время для Ревас.

Ревас начала подниматься все выше, порождения выпустили черную тучу своих громоздких стрел ей вслед, но ни одна не попала в цель.

Поднявшись на пару сотен футов, они полетели над полем боя. Посылать заклинания с такой высоты почти бесполезно, зато вся картина видна как на ладони. И тут у Иссейи перехватило дыхание. Сорокопут все еще дрался, теперь уже на земле. Эльфийка не сразу узнала грифона Данаро – его мех и оперение были насквозь пропитаны кровью. Самого Данаро она, как ни приглядывалась, не увидела: возможно, маг сбежал от своего вконец обезумевшего друга или, что наиболее вероятно, погиб.

Но навряд ли охваченный яростью Сорокопут заметил отсутствие наездника. Пнув огра с такой силой, что тот потерял равновесие и свалился на толпу гарлоков, грифон прыгнул чудовищу на грудь и принялся рвать ее всеми четырьмя лапами, одновременно вгрызаясь в горло клювом.

Гарлоки тем временем решили воспользоваться моментом и набросились на Сорокопута, всецело поглощенного своим кровавым занятием.

Однако грифон, как ни странно, успевал уклоняться от их ударов, как будто точно предвидел действия каждого гарлока. Иногда его ранили – гарлоков было слишком много, и, чтобы успешно обороняться от всех них, пришлось бы бросить главную добычу, а грифон явно не собирался этого делать, – но Иссейя начала понимать, как Сорокопуту удалось продержаться столько времени.

Его скорость и сила возросли до сверхъестественного уровня. Он мог, не оглядываясь, втянуть заднюю ногу, избегая меча гарлока, затем – так быстро, что это движение ускользало от внимания Иссейи, – снова выбросить ее назад и, по-прежнему даже не взглянув на того самого гарлока, вспороть ему живот.

– Как он это делает? – спросил Калиен.

Иссейя лишь покачала головой. От надрывных криков и дыма больно саднило горло.

– Не знаю. Я слышала, что некоторые Стражи, самые старые из них, тоже на такое способны. Когда приходит время Зова, их чутье настолько обостряется, что они слышат даже самые слабые отзвуки мыслей порождений. Но недолго. Потому что для Стража это всегда означает конец.

– Как и для Сорокопута.

Хоть маг сидел у нее за спиной, Иссейя чувствовала, что его так и подмывает высказаться. Слишком уж хорошо успела она узнать Калиена за годы их совместных полетов.

– Ну же, говори.

– То, что ты сделала…

– Я не этого хотела! – огрызнулась Иссейя.

Сорокопут должен был просто выжить, а не перевоплотиться в безумного демона разрушения.

– А другие захотят именно этого.

Маг указал вниз. Сорокопут понемногу слабел. Его крылья стали черно-красными от крови, которая стекала с перьев, оставляя на земле четкие полосы. На боках зияли рваные раны и чернели пятна от заклинаний холода; в шее торчала сломанная стрела, еще одна проткнула правую переднюю лапу.

А между тем дрался он с прежней яростью и движения его были почти так же точны и молниеносны, как и прежде, что подтверждали быстро растущие вокруг него горы обезображенных тел.