Последний полет орла

Коварный Фуше заслал к вандейцам своих эмиссаров, призывая прекратить сопротивление, и хотя большинство с негодованием отвергло его гнусные предложения, часть повстанцев всё же пошла у него на поводу… как и Месье. О, если бы двор графа д’Артуа всецело посвятил себя гастрономии, дегустации мороженого и пирожных с последующим их обсуждением, полностью отказавшись от политики! Но нет, они все размышляют над тем, под каким соусом подать королю необходимость довериться новому спасителю монархии – цареубийце Фуше. Ах-ах, надо признать, что он вел себя превосходно: предупредил о том, что из Парижа пора бежать, чинил препоны всем действиям императора, которого он сейчас полностью держит в своих руках… В начале мая в Гент приезжала супруга барона де Витроля, арестованного в Париже. Фуше позволил ей увидеться с мужем в Венсенне, пообещал устроить ему побег, если она раздобудет достаточно денег, снабдил ее паспортом на имя торговки кружевами и письмами для передачи королевскому двору. Миссия баронессы увенчалась успехом: герцог де Блака выдал ей вексель на сто пятьдесят тысяч франков для предъявления в лондонском банке, а Месье – записку с уверениями в том, что услуги Фуше будут вознаграждены. Вряд ли Витроль подвергается большой опасности; это очередная хитрость Фуше, чтобы раздобыть себе охранную грамоту на случай новой перемены власти. Но попробуй только Шатобриан сказать об этом вслух! Его сочтут предвзятым, не способным простить министру полиции гибель кузена Армана. Как будто отправить на эшафот короля – куда меньшее прегрешение! Если этот черный насквозь человек – «единственная возможность вернуться в Париж», то не мешало бы поинтересоваться, как именно он себе представляет возвращение Людовика XVIII. Возможно, в виде головы на блюде.

В Генте никому ничего не говорят, но все всё знают. Например, о том, что, пока один агент Фуше превозносит здесь этого святого человека, другой агент прощупывает Меттерниха насчет шансов передать французскую корону Наполеону II, а третий толкует в Вене с Талейраном о возможности возвести на трон герцога Орлеанского – их соратника по временам Революции. И при таких-то обстоятельствах Месье еще и разругался с герцогом Веллингтоном! Вот перейдет Буонапарте границу – посмотрим, спасет ли вас Фуше.

Глава четырнадцатая. Бал во время войны

В Парке было жарко. Кроны деревьев, зонтик и легкий муслин не спасали от полуденного солнца, а уж Уильяму, наверное, совсем тяжко в алом шерстяном мундире поверх сатинового жилета. Впрочем, дома сейчас еще хуже: квартира на четвертом этаже, под самой крышей, окна выходят на запад, спущенные шторы препятствуют не только солнечным лучам, но и свежему воздуху. Здесь же хотя бы можно дышать, любоваться зеленью и следить за игрой солнечных зайчиков на ровных аллеях.

– Не может быть, чтобы такая духота длилась долго, – сказала Магдалена. – Наверное, скоро будет гроза.

Они с Уильямом гуляли одни, хотя обычно в Парке многолюдно. В Брюсселе принято обедать с трех до четырех часов пополудни, и супруги де Ланси как раз в это время выходили в Парк, чтобы побыть наедине.

За неделю, проведенную в Брюсселе, Магдалена так и не видела города, если не считать Парка, обрамленного красивыми высокими домами (в особняке графа Ланнуа Уильяму отвели несколько комнат), дворца на Королевской улице, где помещались штаб и герцог Веллингтон (Уильям проводил там по часу в день, исполняя свои служебные обязанности), и улицы Бельвю, где в свое время останавливался Буонапарте. Она ни с кем не познакомилась, кроме двух-трех друзей Уильяма, приходивших к ним обедать (обедали они в шесть), не ездила с визитами, отказывалась от приглашений на балы и вечера – зачем? Все знают, что скоро начнется война; время, проведенное вдвоем, нужно ценить, как влагу в пустыне, не тратя попусту ни единой капли.

Магдалена упивалась своим счастьем. Когда Уильям уходил в штаб, она ждала его, глядя в окно на гулявших в Парке людей или занимаясь какими-нибудь мелкими домашними делами вместе со своей горничной Эммой, и сама удивлялась тому, как она счастлива. Ее переполняла радость и жизненные силы, никогда еще она не чувствовала себя такой бодрой. В Англии тетушки и знакомые дамы грустно улыбались, слушая ее признания: счастье длится только месяц после свадьбы. Самое большее – год. Глупости! Ее счастье подобно солнцу, оно не погаснет никогда! Правда, на это солнце порой набегало облачко тревоги из-за грядущей разлуки, но Магдалена гнала его прочь, чтобы не отравлять свою нынешнюю радость мыслями о будущих страданиях.

– Когда начнется гроза, – с нажимом сказал Уильям, – ты уедешь в Антверпен и останешься там до конца кампании, даже если она растянется на месяцы. Даже не думай о том, чтобы следовать за мной, – предупредил он ее возражения: – в обозе большой армии всегда опасно. Это неподходящее место для женщины.

– Но я знаю, что многие жены офицеров…

– Магдалена, прошу тебя. – Уильям остановился и взял ее за руки. – Ты можешь увидеть такое… что тебе не следует видеть.