Последний полицейский

— Это как рождественский, знаете такие, дружище? — Он съезжает на угрожающий бас профундо, голос рассказчика из фильма ужасов. — Календарь… рока!

Виктор хихикает, откашливается и продолжает хихикать. Нет, не марихуана. Экстази, хотя страшно подумать, каким образом Франс раздобыл денег на экстази при нынешних-то ценах.

— У вас для меня информация, Виктор?

— Ага, Пэлас… — Кашель и смешок. — Вот чем вы мне нравитесь: не ходите вокруг да около.

— Так что у вас для меня?

— О, боже милостивый, — он смеется, потом замолкает. Я так и вижу его подрагивающие тощие руки, издевательскую усмешку. Слабо, отдаленно в повисшей тишине слышатся басы и барабан. — Да, — наконец отзывается Франс, — есть кое-что. Я узнал насчет вашего грузовичка. Узнал-то еще вчера, но не спешил, хотел вас наверняка разбудить. — А знаете почему?

— Потому что вы меня ненавидите.

— Да! — орет он и хихикает. — Ненавижу! Ручка есть, красавчик?

Если верить Виктору Франсу, мотор красного пикапа с флажком переделывал под растительное горючее хорват-механик Джемик. В маленькой мастерской у сгоревшего автомагазина «Ниссан» на Манчестер-стрит. Место, которое он описывает, мне незнакомо, тем не менее найти будет легко.

— Спасибо, сэр. — Я уже совсем проснулся и быстро пишу. Это отлично, просто здорово, и я от радостного волнения добрею к Виктору. — Спасибо, приятель, это здорово. Большое тебе спасибо. Продолжай веселиться.

— Нет, ты погоди! Ты меня послушай.

— Да? — У меня сердце вздрагивает в груди, я уже вижу очертания следующей стадии расследования, вижу, как прослеживаю каждую ниточку от начала до конца. — Что еще?

— Просто сказать хотел… хотел сказать… — Голос становится невнятным, затихает.

Виктор будто стоит передо мной, сгорбившись над платным телефоном, тыча пальцем в пустоту. — Я хотел сказать, что на этом все, парень.

— Договорились, — соглашаюсь я.

Я не обманываю: он сделал все, о чем я просил, и даже больше, так что придется отпустить его с крючка. Пусть себе пляшет на пустом складе, пока мир не сгорит дотла.

— Ты… — Дыхание у него перехватывает, в голосе слышатся слезы. Это уже не крутой парень, а малыш, упрашивающий его не наказывать. — Обещаешь?

— Да, Виктор, обещаю.

— Вот и хорошо, — радуется он, — потому что я, между прочим, знаю, чей это грузовик.

* * *

Я, между прочим, знаю, о чем этот сон. Я же не идиот. Что за дела — детектив, который не умеет разобраться в себе?

Сон о школьной любви на самом деле, если покопаться, не о школьной любви. Мне снится не Элисон Кечнер, не наши позабытые уже встречи, не прекрасный дом на три спальни, который мы с ней выстроили бы в Мэйне, сложись все иначе. Мне снятся не беленькие садовые заборчики, не воскресные кроссворды и не теплый чай.

В моем сне нет астероида. Во сне жизнь продолжается. Простая жизнь, счастливая, будь она огорожена былым заборчиком или еще чем. Просто жизнь. Продолжается. Сон об Элисон Кечнер — это сон, в котором я не умираю.

Вот так, видите? Я разобрался.

* * *

— Я просто хотел кое-что обсудить, мистер Дотсет. Просто чтобы вы знали: то дело, с висельником, оно не такое простое. Правда.

— Мам, это ты?

— Что? Нет… это детектив Пэлас.

Пауза и тихий смешок.

— Я тебя узнал, сынок. Шутка.

— А… конечно.

Я слышу, как он шуршит газетой. Я словно чую горьковатый аромат, поднимающийся над чашкой кофе в руках у Денни Дотсета.

— Слыхал, что творится в Иерусалиме?

— Нет.

— Ну как же это? Хочешь, расскажу?

— Нет, сэр, не сейчас. Так вот, то дело, мистер Дотсет…

— Извини, не напомнишь, о каком деле речь?

Глоток кофе, перевернутая газетная страница. Он меня дразнит! Меня, сидящего за кухонным столом над голубой тетрадкой и барабанящего по листку тонкими пальцами. На листке я в четыре часа ночи записал имя и домашний адрес последнего свидетеля, видевшего живым моего страховщика.

— О деле Зелла, сэр. Вчерашнего висельника.

— Ах, да. Покушение на убийство. Он покончил с собой, а ты покушаешься сделать из него…

— Да, сэр. Но послушайте, я нашел надежную зацепку. Грузовик.

— Какой еще грузовик, малыш?

Пальцы мои барабанят все быстрее: тук-тук-тук. Ну же, Дотсет!..

— Я вчера рассказывал вам про грузовик. Красный пикап, работающий на растительном топливе. В котором последний раз видели пострадавшего.

Снова долгая пауза. Дотсет хочет свести меня с ума.

— Алло, Денни?

— А, да, так ты ухватился за грузовик?

— Да, а вы велели сообщить, если появится реальный шанс, что это не самоубийство.

— Неужели я велел?

— Да. И, мне кажется, шанс появился, сэр. Я с утра смотаюсь туда, поговорю с водителем. И если там что-то есть, приеду к вам, и мы сможем взять ордер, да? — Я сбиваюсь. — Мистер Дотсет?

Он прокашливается:

— Детектив Пэлас, кто у тебя нынче сержант?

— Сэр?

Я жду, рука зависла над тетрадкой, пальцы тянутся к адресу: Боу-Бог-роуд, 77. Это недалеко от нас, на юг, первый пригород за городской чертой.

— В отделе кому ты подчинен?

— Э… по-моему, никому. Теоретически, главконстеблю Ордлеру. Сержант Стассен попал в списки «бегунов», кажется, еще в ноябре, раньше, чем меня повысили. А новое назначение задерживается.