Последний полицейский

Я вылезаю из машины у тюрьмы — приземистого здания с глухими кирпичными стенами и рощицей антенн на плоской крыше. Время 10:43. Спасибо Калверсону и его связям — мне уделят пять минут с 10:45 ровно.

Строгая, непривлекательная резервистка в камуфляжных брюках тридцать секунд молча разглядывает мой значок, кивает и пропускает меня по короткому коридору к тяжелой стальной двери с плексигласовым оконцем в центре.

Я благодарю. Она хмыкает в ответ и уходит обратно.

Я заглядываю в оконце. Вот он — Дерек Скив, сидит посреди камеры, поджав под себя ноги, и медленно, размеренно дышит. Медитирует. Ради любви Господа.

Сжав кулак, я стучу в оконце.

— Эй, Скив. — Тук-тук. — Дерек!

Выждав секунду, я снова стучу. Громче и резче.

— Эй! Дерек!

Скив, не открывая глаз, приподнимает один палец. Словно секретарша в приемной врача, когда, занятая разговором по телефону, просит подождать. От гнева к щекам приливает кровь. С меня хватит, еду домой! Пусть этот зацикленный на себе придурок сидит в военной тюрьме и чистит свои чакры, пока не дождется Майя. Сейчас я развернусь, скажу очаровашке у двери «Спасибо за все», позвоню Нико, передам ей печальное известие и стану дальше искать убийцу Питера Зелла.

Впрочем, я знаю Нико, и себя знаю. Что бы я ей ни наговорил, кончится тем, что завтра с утра вернусь сюда.

Поэтому я снова колочу в окно, и заключенный наконец разворачивает ноги, встает. На Скиве коричневый спортивный костюм с надписью «Слава хиппи!» на груди, достойно сочетающейся с его длинными свалявшимися патлами, нелепыми дредами. С ними он похож на велокурьера. Впрочем, среди множества его подработок была и такая. На щеках и подбородке у Дерека отросший за несколько дней пушок.

— Генри, — безмятежно улыбается он, — как дела, брат?

— Что случилось, Дерек?

Скив рассеянно пожимает плечами, словно я не о нем спрашиваю.

— Сам видишь. В гостях у военно-промышленного комплекса.

Он обводит камеру взглядом: голые бетонные стены, узкая койка, привинченная в одном углу, маленький металлический унитаз в другом.

Я наклоняюсь вплотную к окошку:

— Нельзя ли подробнее?

— Конечно. То есть, что я могу сказать? Меня арестовала военная полиция.

— Да, Дерек, это я вижу. За что?

— Кажется, обвиняют в вождении внедорожника по территории федералов.

— Таково обвинение? Или это ты так думаешь?

— Я полагаю, что я думаю, что таково обвинение. — Он ухмыляется, и я готов ему врезать. Если бы не дверь между нами, точно бы врезал.

Отступив от оконца, перевожу дыхание и смотрю на часы: 10:48.

— Так, Дерек. Куда именно ты заехал на своем внедорожнике и зачем?

— Не помню.

Он не помнит… На мой пристальный взгляд он отвечает все той же ухмылкой. У некоторых грань между «придуриваться» и «быть придурком» неразличимо тонка.

— Я сейчас не полицейский, Дерек. Я твой друг… — осекшись, начинаю заново: — Я — друг Нико. Я ей брат и люблю ее. А она любит тебя, и потому я пытаюсь тебе помочь. Ты бы начал сначала и объяснил толком, что произошло.

— Ох, Генри, — жалостливо вздыхает он, как будто умиляется моей детской глупости. — Если бы я сам понимал.

— Ты не понимаешь? Когда тебя задержали?

Бред. Это бред.

— Не знаю.

— У тебя есть адвокат?

— Не знаю.

— Что значит «не знаю»? — Я бросаю взгляд на часы. Осталось тридцать секунд, и в коридоре уже слышны тяжелые шаги резервистки, направляющейся ко мне. В чем не откажешь военным, так это в точности.

— Дерек, я добирался сюда, чтобы тебе помочь!

— Понимаю. Очень достойный поступок. Но я, знаешь ли, об этом не просил.

— Да, но меня просила Нико! Ты ей не безразличен!

— Знаю. Не правда ли, она удивительная?

— Время вышло, сэр.

Это охранница. Я быстро договариваю в дверь:

— Дерек, я ничего не смогу для тебя сделать, если ты не объяснишь, что случилось.

Самоуверенная ухмылка Дерека становится еще шире, глаза умиленно влажнеют, а потом он отходит к койке и раскидывается на ней, заложив руки за голову.

— Я тебя хорошо расслышал, Генри. Но это секрет.

Вот и все. Время вышло.

* * *

Мне было двенадцать, а Нико всего шесть, когда мы переехали из здания на Рокланд в фермерский домик на Литтл-понд-роуд на полпути к Пинакуку. Мой дед Натаниел Пэлас, сорок лет занимавшийся банковским делом, недавно ушел на пенсию, но у него был широкий круг интересов. Модели поездов, стрельба, возведение каменных стен. Я ребенком любил книги и одиночество, а все эти разнообразные занятия меня мало трогали, но под нажимом деда приходилось участвовать. Одинокая и неуверенная в себе Нико живо интересовалась всем этим, но как раз ее дед не замечал. Однажды он купил набор самолетов эпохи Второй мировой, и мы втроем час просидели в подвале, потому что дед не отпускал меня, пока я не сумел приклеить к корпусу оба крыла. Я все время чувствовал спиной, что Нико в углу ждет своей очереди, зажав в кулачке крошечные серые детальки, — сперва в радостном предвкушении, потом в тревоге и наконец — в слезах.

Кажется, это случилось весной, вскоре после переезда. Для нас с ней те годы такими и были — сплошные взлеты и падения.

— Ну съездишь еще раз.

— Нет.

— Почему нет? Что, Калверсон не устроит тебе еще одно свидание?

— Нико…