Последний полицейский

Однако в большей части коробок оружие. Три охотничьи винтовки «Моссберг 817» со стволами сорок пятого калибра. Один пистолет-пулемет «Томпсон М1» с десятью кассетами патронов того же калибра по пятьдесят в каждой. «Марлин 30–06» с телескопическим прицелом. Маленький автоматический пистолет «Ругер 380» и к нему тоже в достатке патронов. В одной плоской длинной коробке, подходящей для перевозки трюмо или большой картины в раме, лежит огромный арбалет, и на дне в связке десять алюминиевых болтов к нему.

Оружия на тысячи и тысячи долларов.

Он готовился. Готовился к тому, что будет после. Хотя, если посмотреть отсюда, из тесной комнатки с крестом на двери и оружием, консервами, таблетками и шприцами внутри, то невольно подумаешь, что «после» уже началось.

* * *

Мы в служебной машине, возвращаемся в штаб-квартиру. Подозреваемый на заднем сиденье. Ехать десять минут, но времени хватит. Хватит, чтобы узнать, верно ли я угадал остальное.

Я не жду, пока расскажет он, а говорю сам, через зеркало заднего вида бросая взгляд, ловя подтверждение своей правоты в глазах Эрика Литтлджона.

Впрочем, я и так знаю, что прав.

* * *

«Могу я поговорить с мисс Наоми Эддс?»

Эти слова произнес его мягкий вкрадчивый голос, не знакомый ей голос. Должно быть, она удивилась так же, как моему звонку с телефона Питера Зелла. Незнакомый голос звонил с телефона Туссена. С номера, который она знала наизусть, на который несколько месяцев звонила каждый раз, когда хотела забыться.

И вот этот чужой голос в трубке дает ей указания.

«Позвоните тому копу, своему новому приятелю, детективу. Мягко напомните, что он упустил важную деталь. Намекните, что это мрачное дело об убийстве наркомана — на самом деле совсем не о том».

И как же это сработало! Это надо же! Стоит вспомнить, щеки горят. Губы кривятся от презрения к себе.

Страховая выгода, ложные претензии… Казалось, ради этого могут убить, и я нырнул с головой. Как разыгравшийся ребенок, разгорячившись, прыгнул за подвешенным перед носом блестящим колечком. Тупица-сыщик, наматывающий круги вокруг его дома, дурак, щенок! Ага, страховое мошенничество! Наверняка это оно! Надо выяснить, над чем он работал…

Литтлджон молчит. С ним все кончено. Он живет в будущем, в окружении смерти. Но я знаю, что прав.

Кайл остался в больнице, сидит в вестибюле — кто бы мог подумать? — с доктором Фентон, ждет Софию, которая уже все знает. Для которой уже начались самые тяжелые месяцы жизни. Как у всех, только хуже.

Мне больше не о чем спрашивать. Картина сложилась, но я не могу, не могу удержаться.

— На следующий день вы пришли в «Мерримак: жизнь и пожары» и ждали там, так?

Я торможу на красный свет на Уоррен-стрит. Конечно, можно проехать и на красный, у меня в машине опасный арестант, убийца. Но я жду, держа руки на руле.

— Прошу вас ответить, сэр. На следующий день вы пришли к ней в контору и ждали?

— Да… — шепотом.

— Громче, пожалуйста.

— Да.

— Вы ждали в коридоре у ее кабинета?

— В шкафу.

Мои руки крепче стискивают руль, костяшки белеют, чуть ли не светятся белым. Макконнелл с соседнего сиденья с беспокойством поглядывает на меня.

— В шкафу. А когда она осталась одна, пока Гомперс напивался у себя, а остальные пошли в пивную, вы показали ей пистолет и завели в кладовую. Обставили все так, словно она искала папку, чтобы… зачем? Чтобы дожать меня, чтобы я не усомнился в том, что вы мне внушили?

Макконнелл кладет ладонь на баранку поверх моей, придерживает, чтобы я не слетел с дороги.

— Да, и… Она бы вам рассказала. Рано или поздно.

«Пэлас, — сказала она, присев на кровать, — еще кое-что…»

— Мне пришлось! — У Литтлджона опять слезы на глазах. — Я должен был ее убить.

— Никто не должен никого убивать.

— Ну, — говорит он, уставившись в окно, — скоро всем придется.

* * *

— Я же говорил, какая-то ерунда затевается!

Макгалли сидит на полу в отделе, привалившись спиной к стене. Калверсон на другом конце комнаты умудряется излучать спокойное достоинство, хотя поджал под себя ноги, так что штанины немного задрались.

— Куда все подевалось? — спрашиваю я.

Столы пропали. И компьютеры пропали, и телефоны, и пепельницы. Пропал наш стеллаж с папками, стоявший у окна, — после него на полу остались неровные вмятины. Окурки усыпали голубой ковролин как дохлые жучки.

— Я же говорил, — повторяет Макгалли. Голос гулко отдается в опустевшей комнате.

Литтлджон остался в «импале». Сидит в наручниках на заднем сиденье под присмотром констебля Макконнелл, которой нехотя помогает Ричи Майкельсон. Надо официально оформить задержание. Я один зашел в здание, забежал наверх, чтобы позвать Калверсона. Хотел, чтобы мы вместе занялись приемкой задержанного. Его убийца — мой убийца. Мы в одной команде.

Макгалли приканчивает сигарету, скручивает мундштук пальцами и выщелкивает окурок на середину комнаты, к остальным.

— Они знают, — спокойно говорит Калверсон. — Кто-то что-то знает.

— Что? — спрашивает Макгалли.

Калверсон молчит, а в комнату входит наш начальник Ордлер.

— Привет, ребята, — здоровается он.