Важно отметить, что, хотя главные позиции относительно проведения коронации были сформулированы в диалоге двух братьев, практическое оформление действа, то есть перевод царственных решений на язык прагматической реальности, был отдан на откуп Варшаве. Детали церемонии, за которыми все-таки следили в Петербурге, согласовывались с Константином Павловичем[280]
. Так, в начале апреля 1829 г. министр императорского двора князь П. М. Волконский направил цесаревичу «проекты церемониалов для предположенной коронации… в Варшаве и на случай церемониального въезда в сей город с Собственноручными Его Величества карандашом отметками». При этом Волконский передавал монаршую просьбу «просмотреть все сии проэкты» и, если такая необходимость возникнет, «переменить» то, что великий князь посчитает нужным[281]. Очевидно, что в большинстве случаев персональный состав участников коронации с польской стороны также определялся великим князем. Даже если в письмах из Петербурга назывались конкретные имена, то в следующей строке неизменно значилось указание на то, что окончательный выбор остается за цесаревичем[282]. Кроме того, огромное количество организационных решений и деталей, связанных с проведением церемонии, таких как оформление зала и шествия, формирование круга торжеств и праздничных мероприятий, распределение мест и заказов, были отданы в ведение польской стороне. В Варшаве этим занимались два министерства – вероисповеданий и народного образования и внутренних дел и полиции[283]. Однако в вопросах, подобных этому, мелочей быть просто не могло. Последующие события и реакция на них императора показали, что между представлением о коронации, которое сформировалось у Николая, и самой церемонией возник своего рода «зазор» – образ в сознании монарха и реальность, открывшаяся перед ним в Варшаве, не совпали.К моменту объявления о будущей церемонии множество решений все еще находилось в процессе обсуждения, но несколько тревоживших императора позиций – например, форма коронационной клятвы, проведение католической службы и созыв польского сейма – уже были закрыты.
Первым был решен вопрос о месте коронации – и городе, и церемониальном пространстве внутри него. Параграф 45 польской Конституции 1815 г., в котором речь шла о коронации, определял местом церемонии «столицу»: «Все Наши наследники по престолу Царства Польского обязаны короноваться Царями Польскими в столице»[284]
. И хотя формулировка явно указывала на столицу Царства Польского Варшаву, император не был готов согласиться с этой позицией сразу. Кроме того, обсуждая с Константином Павловичем и графом Новосильцевым другие варианты, монарх выигрывал время. Время, когда он не должен был принимать окончательное решение о проведении церемонии.По мнению ряда исследователей, император рассматривал возможность коронации в Северной столице. В логике Николая I последняя являлась столицей Российской империи, а равно и Царства Польского[285]
. В качестве источника таких рассуждений часто приводится известный, кочующий из книги в книгу разговор между императором и польским князем Ф.‐К. Друцким-Любецким, во время которого Николай I высказал мысль, что, поскольку Царство Польское входит в состав Российской империи, коронацию следует провести в Северной столице. Друцкий-Любецкий, соглашаясь с монархом, как принято пересказывать, иронично заметил, что для этого Николаю I следует распространить действие польской конституции на всю империю[286]. Рассказ, переданный Друцким-Любецким, однако, не подтверждается другими источниками: Петербург как место польской коронации в документах, связанных с организацией действа, никогда не фигурировал. Кроме того, в российской прессе того периода Варшава вполне стандартно именовалась «столицей» в значении «столица Царства Польского»[287].