Читаем Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в. полностью

Другим вопросом, который следовало решить оперативно, было определение в вояж тех или иных представителей императорского двора. В состав монаршей свиты вошли высшие офицеры и чиновники империи. Помимо самого министра императорского двора князя Петра Волконского здесь значились министр иностранных дел Карл Нессельроде, генерал-адъютанты Александр Бенкендорф и Владимир Адлерберг, управляющий Третьим отделением Максим фон Фок, флигель-адъютант граф Сергей Строганов и обер-гофмаршал Гавриил Моден. Императрицу сопровождали камер-фрейлина графиня Анна Орлова-Чесменская, фрейлины графиня София Моден, княжны Александра Волконская и София Урусова[412]. В свите состоял также лейб-медик Крейтон[413]. Еще до отправления в путь императорского кортежа в поездку для заготовки лошадей отправились фельдъегеря[414], а вместе с императором и свитой в Варшаву двинулось более сотни придворных служителей (лакеи, повара, метрдотели, кофешенки, кучера, мастеровые и пр.), а также рота дворцовых гренадер[415].

В сопровождении поэта Василия Жуковского и двух учителей в поездку отправлялся и наследник российского престола великий князь Александр Николаевич (будущий Александр II), а также воспитывавшиеся вместе с ним «малолетние» – граф Иосиф Виельгорский и Александр Паткуль[416]. Первый происходил из польской фамилии, а второй – из немецкой. При этом Иосиф был внуком графа Юрия Виельгорского, камергера, перешедшего на службу к бабке императора Екатерине II после третьего раздела Польши и приговоренного за это к смертной казни повстанцами Костюшко, и племянником первого военного министра Царства Польского Юзефа Виельгорского[417].

Между прочим отметим, что сам факт выбора в качестве соучеников для наследника российского престола мальчиков, происходивших из немецкой и польской семей, заслуживает внимания. Паткуль и Виельгорский, без сомнения, выдержали серьезную конкурентную борьбу, ведь в это время рядом с наследником находились дети, представлявшие куда более известные аристократические фамилии[418]. Но выбор, очевидно, осуществлялся не только по уровню родовитости: значимую роль здесь явно сыграло и происхождение. Вместе с тем оформление самой идеи создания «польского» круга наследников российского престола началось гораздо раньше – в екатерининские времена братья Чарторыйские были адъютантами великих князей Александра и Константина[419]. Император Николай продолжил традицию, причем, как будет показано дальше, в его случае речь шла уже не только об окружении, но и о категориях языка, культуры и военном дискурсе[420]. Существенно, что во второй половине 1820‐х гг. у цесаревича Александра Николаевича (будущего Александра II) был преподаватель польского языка (С. А. Юрьевич)[421], а в момент подготовки коронации в Варшаве император даже озаботился вопросом дополнительной языковой практики для сына или выработки «привычки» к польскому языку, как монарх выразил это в письме к брату[422].

Назначенным в «вояж» выдавались прогонные деньги, иногда определялось место, где им надлежало ожидать императорский кортеж. Так, 16 апреля граф Сергей Строганов был извещен о том, что император назначил его ехать в Варшаву. На следующий день графу прислали новое сообщение, в котором было указано: «…просить графа Сергея Григорьевича к министру императорского двора как для получения прогонных денег так и дальнейших приказаний насчет времени его отъезда и по какой дороге»[423]. Подобным образом выстраивалось взаимодействие со всеми назначенными в варшавскую поездку. Аналогичные предписания получили полковник Гауке, направленный в Белосток[424], граф Ивелич, которому надлежало ехать в Варшаву[425], и штаб-ротмистр князь Александр Суворов, который должен был ехать в Тульчин[426], через который император проехал только на обратном пути из Варшавы в Петербург. Многим приходилось буквально догонять кортеж. Один из назначенных в поездку придворных писал министру Волконскому 23 апреля, то есть за день до отправления кортежа из Петербурга: «…я сегодня только узнал, что я осчастливлен назначением сопровождать Его Императорское Величество в предлежащий Высочайший путь, о чем я доселе оставался в безвестности. Получив сего же дня от Министра Императорского двора прогонные деньги и подорожную до Варшавы, а от придворного конюшенного ведомства коляску я дня через два не позже совсем буду готов к отъезду»[427]. Назначенного в поездку графа Кушелева и вовсе не удалось найти в столице[428]. Ему было направлено предписание, «чтобы он по прибытии сюда (в Петербург. – Прим. авт.) немедленно отправлялся в Варшаву»[429].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии