На всем пути вплоть до остановки в Яблонне также продолжалась выдача подарков и единовременных сумм разным лицам[458]
. Всего в поездке от Петербурга до Варшавы было израсходовано более 20 тыс. руб., из которых бòльшая часть ушла на выдачу прогонных денег и «за обеды и завтраки домов, где государь изволил останавливаться», а кроме того, на расходы по разъездам эстафет и караулов. 2 тыс. руб. составляли «дачи» ямщикам «на водку и путевые издержки», 495 руб. было роздано бедным[459]. Отдельную статью расходов представляли выплаты просителям или отличившимся при проезде императора. Например, генерал-майор Панкратьев был пожалован деньгами и продлением земельной аренды[460], а флигель-адъютанту Корсакову были подарены 100 червонных[461]. Император также наградил деньгами «бывших у развода нижних чинов Литовского пехотного полка», которые понравились ему во время пребывания в Вильно[462]. В поездку был взят значительный «запас» орденов и драгоценностей: во время «вояжа» «перстни с драгоценными каменьями, фермуары и серьги а также золотые и серебряные медали» раздавались регулярно[463].Вместе с тем по мере приближения к Польше Николай заметно ограничивал коммуникацию с народом, являвшуюся непременной частью монарших передвижений такого рода. Так, из Вильно последовало предписание о высочайшей воле: «Государю императору не угодно чтобы господа уездные предводители и маршалы встречали Его Величество и провожали по своим уездам»[464]
. Усталость и необходимость поддерживать определенную скорость движения кортежа вполне объясняют это решение. Да и ограничения на встречи монарха с населением во время высочайших поездок по стране, включая территории северо-запада и запада империи, в это время не были редкостью[465].В Варшаву везли множество самых разнообразных вещей – столовое серебро, десертные приборы, суповые ковши, бархатные подушки и стеклянные колпаки, мундирное платье и гофмаршальские жезлы. Однако самым же значимым предметом здесь была, конечно, императорская корона. Во время поездки главный символ власти сопровождали обер-церемониймейстер граф С. С. Потоцкий, капитан и три гренадера роты Дворцовых гренадер[466]
. Однако дело не ограничилось назначением особой охраны – на границе Царства Польского, между Виленской губернией и Августовским воеводством, как уже упоминалось, состоялась церемония передачи короны польской стороне. При этом был разработан особый ритуал, в рамках которого российский обер-церемониймейстер передал корону специально высланному в Ковно польскому церемониймейстеру Яну Жабоклицкому и четырем конным егерям польской гвардии[467].По сути, император сконструировал ритуал, подобный тем, что были популярны в прежнем, XVIII столетии. Исследовавшая функционирование Императорского двора этого периода О. Г. Агеева отмечает проведение на границе государств и территорий целого ряда переговоров, а также обменов и разменов. Исследовательница упоминает встречу Екатерины II и Станислава Августа Понятовского в 1787 г. в Каневе на Днепре, размен послов между Российской и Османской империями в 1793 г. и, наконец, переговоры Александра I и Наполеона в Тильзите в 1807 г., для проведения которых на реке Неман был устроен особый плот[468]
. Однако в случае с поездкой в Варшаву 1829 г. речь шла не столько о поиске «нейтральной» территории, сколько о возможности использования семантики перехода. Наиболее схожим в этом отношении примером является, пожалуй, известная церемония встречи на границе Австрии и Франции будущей королевы Марии-Антуанетты, во время которой австрийская принцесса должна была расстаться с сопровождавшими ее лицами из числа представителей австрийского двора, а также полностью переодеться во французское платье. В случае с Марией-Антуанеттой переход через границу знаменовал собой обретение ею нового «я», рождение дофины Франции.