Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в.

Последней остановкой перед коронационным въездом в столицу Царства Польского стала Яблонна – поселение, или «деревня», как ее называют русские источники[473]. Все тот же Бенкендорф записал в мемуарах: «К обеду прибыли в имение князя Понятовского Яблонное Йолли, находившееся в 14 верстах от Варшавы. Здесь ожидавший императора великий князь Константин представил ему доклады. Через некоторое время сюда же приехала и его супруга княгиня Лович. Оба брата с супругами пообедали вместе в обстановке сердечной близости»[474]. Очевидно, говоря о Яблонне, глава Третьего отделения уже «выключил» нарратив противостояния и вернулся к официальной канве описания: так, он не счел необходимым отметить, что имение было к тому моменту превращено в грандиозный мемориал в честь польского маршала Юзефа Понятовского, возглавлявшего польские легионы в битве против русских при Бородино[475]. В рамках официальных трактовок говорить об этом действительно не стоило, ведь в багаже императорского кортежа в Варшаву был доставлен большой запас орденов для бывших врагов. Для бывшего секретаря Юзефа Понятовского Юзефа (Осипа) Раутенштрауха в Варшаву был взят орден Св. Александра Невского, а для Станислава Клицкого, командовавшего уланским полком наполеоновской армии при Бородино, и Эдварда Жолтовского, также участника похода на Россию в 1812 г., – ордена Св. Анны I степени[476].

Глава 3 «Разрешено закрыть занавесками окна» Проведение коронации

3.1. Церемония коронации

Генерал-адъютант Павел Колзаков, один из приближенных цесаревича Константина Павловича, был человеком известным в Варшаве. Он прожил долгую жизнь и скончался, когда на престоле уже находился Александр II. Колзаков оставил воспоминания о временах своей службы в Царстве Польском. Он достаточно подробно, буквально день за днем, описал коронационные торжества 1829 г., не забывая при этом фиксировать как действия первых лиц, так и реакцию публики. Во время коронационного въезда в город, пишет Колзаков, «народу кругом, по улицам, в окнах домов и на кровлях было видимо-невидимо», в последующие дни «балконы и окна были наполнены дамами… было гулянье и большое стечение публики». В день коронации Павел Андреевич и вовсе «насилу мог добраться до дому сквозь толпу, которая густыми массами стояла у дворца и по улицам… экипажей было так много, что… двигались в несколько рядов»[477]. Что может удивить в таком изложении? Ровным счетом ничего – перед нами описание, вполне обычное для событий подобного уровня.

Организаторы действа, как кажется, должны были рассчитывать именно на всеобщий интерес. Подобный сценарий развития событий император, надо полагать, не исключал. Но готовился он все же к другому. В печатном «Церемониале» коронации 1829 г. обращает на себя внимание красноречивая приписка – жителям города «при проезде кортежа по улицам города разрешено закрыть занавесками окна»[478]. Решение зафиксировать в основном документе церемонии столь странное «дозволение» не может не удивлять, ведь такой протокол использовался во время траурных мероприятий. Например, церемониал символических похорон Александра I в Варшаве в 1826 г. оговаривал, что жители улиц, по которым пройдет шествие, могут закрыть окна первого этажа[479]. Вероятно, Николай I не вполне понимал, чего в действительности стоит ожидать от коронации, и опасался неприятия. Такое эмоциональное состояние императора подтверждается и другими источниками. Глава Третьего отделения Бенкендорф в письме Дибичу из Варшавы говорил об этом прямо – «мы как будто ничего не видели», а император «боялся, что он увидит то, что он видеть не хотел»[480]. Въезжая на улицы ликующей Варшавы на правах триумфатора, Николай не чувствовал себя таковым.

Въезд Николая I, Александры Федоровны, наследника престола и свиты в Варшаву состоялся 5 (17) мая. Императорский кортеж подъехал к столице Царства Польского со стороны Праги[481]. Император проехал всю дорогу от границы города до Варшавского замка верхом. Наследник Александр Николаевич и великий князь Михаил Павлович, демонстрируя единство династии, как и надлежало, ехали по обе стороны от монарха[482], а императрица – в карете, запряженной восьмеркой лошадей.