Читаем Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в. полностью

На первый взгляд, коронация была сформирована как своего рода симбиоз православной и католической обрядовости. Как уже упоминалось, церемонии предшествовал въезд в город, во время которого православный монарх проехал мимо соборов самых значимых католических орденов и принял святую воду у костела Св. Франциска[565], а российская императорская корона Анны Иоанновны, назначенная для церемонии, была освящена в католическом соборе. Отметим, что благословение регалий в костеле шокировало русских зрителей. Воспитатель наследника престола В. А. Жуковский назвал эту часть действа «неприличием освящения короны»[566]. В день коронации перед началом церемонии Николай I и Александра Федоровна молились в православной церкви Варшавского замка, а по завершении ритуала новые польские король и королева присутствовали на обедне в католическом соборе Св. Яна.

Вместе с тем при ближайшем рассмотрении становится очевидно, что в рамках церемонии соотношение между православием и католичеством оказывалось резко смещено в сторону последнего. Как уже упоминалось, в зале Сената был устроен алтарь[567]. Ни один из известных нам источников не описывает и не изображает этот алтарь сколько-нибудь подробно. Очевидно, однако, что речь шла об открытом престоле, на котором, кроме креста, могли размещаться богослужебные книги и утварь. При этом стоит отметить, что этот престол не использовали для размещения регалий[568], а установленное на столе распятие, по всей видимости, было большим и очень заметным. Так, А. Х. Бенкендорф в одном из своих писем прямо указывал, что «посреди залы возвышался крест»[569]. Поскольку последний был установлен в центре коронационного пространства, то все действия императора, включая преклонение колен во время произнесения молитвы, оказывались прямо соотнесены с главным католическим символом. Стол с распятием не превращал, конечно, зал Сената в сакральное пространство для Николая и православных из состава его свиты. Но вместе с тем, особенно с учетом активной роли, которую играл в церемонии примас Царства Польского, появление такого элемента серьезно усиливало акцент на католической традиции, то есть создавало ситуацию, обратную той, какую представлял себе Николай, рассуждавший о светском характере действа.

Иерархи католической церкви стали активными участниками коронации на всех ее этапах – от въезда императорского кортежа в Варшаву до завершившего череду празднований народного гулянья в Уяздове[570]. Особенно заметен был примас Царства Польского – во время церемонии он подавал монарху регалии, а также произнес две молитвы, которые, как уже упоминалось, словно обрамляли молитву Николая. При этом вторая часть сказанного им, то есть то, что было произнесено уже после того, как монарх возложил на себя корону, может расцениваться равным образом как призыв и к богу, и к новому польскому королю: «Твое (Божье. – Прим. авт.) провидение и мудрость высочайшая да сопутствуют ему (Николаю I. – Прим. авт.) повсюду, дабы Он был справедливым к своим народам, блюстителем покоя для их блага и счастия! Да будет всегда победителем врагов своих, карателем злых, милосердым и благосклонным для добрых!.. Сохрани неколебимую верность между народами, скипетру его подвластными, да видят в Нем Отца, веселящегося о своих детях»[571]. Можно согласиться с М. Гетка-Кенигом, который указывает, что присутствие и активная роль примаса создавали у зрителей ощущение, что он хотя и не коронует Николая I, но ведет церемонию[572]. Вероятно, сыграло свою роль и то, что, читая молитву, коленопреклоненный монарх был обращен лицом к католическому алтарю (кресту). Некоторые современники пошли в своих оценках еще дальше, заявив о том, что примас короновал Николая. Так, А. Млоцкий писал в воспоминаниях о дне коронации: «Православный царь, самодержец Московии смирился перед примасом Королевства Польского почтенным Вороничем, давал присягу соблюдать конституцию, слушал его проповедь, прежде чем возложил на свою голову польскую корону»[573]. В воспоминаниях П. А. Колзакова, впрочем подвергшихся более поздней обработке, и вовсе утверждается, что «когда государь стал на свое место, то примас прочел молитву и провозгласил его королем польским»[574].

Следует отметить, что католические службы в честь коронации проходили далеко не только в Варшаве – по решению Административного совета благодарственные молебны совершались во множестве других костелов Царства Польского[575].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии