Читаем Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в. полностью

Высказанная некогда в письме брату идея Николая избежать во время коронации торжественности («Будет уместно, если коронация окажется очень простой и ограничится двумя днями без каких-либо праздников… кроме (формального) обеда и бала поляков»[540]) реализована не была. За коронацией последовала череда бурных празднований[541] – многочисленные обеды, театральные представления, грандиозный народный праздник в Уяздове, прием в дворцовом комплексе Лазенки[542] и несколько «блистательных» балов, из которых один был дан «городом», а второй – президентом Сената графом С. Замойским[543]. Император и императрица, появляясь в сопровождении великих князей Константина и Михаила, наследника, принца Карла Прусского и герцога Александра Вюртембергского, исправно посещали все мероприятия[544].

С точки зрения внешнего антуража Николай действительно «повторил» церемонию для поляков. Здесь были и въезд в столицу с демонстрацией единства императорской фамилии, и присутствие высших военных, гражданских и придворных чинов, и полный набор государственных регалий, и, наконец, возложение императором на себя короны. Последовательность некоторых элементов в известной мере напоминала московскую коронацию 1826 г. Николай I был встречен у ворот Варшавы великим князем Константином Павловичем, что было повторением встречи Николая I у границы древней столицы московским военным губернатором с чинами. В большинстве своем совпадала и логика выноса предметов. Если в Москве шествие регалий открывалось цепью ордена Св. Андрея Первозванного, то в Варшаве – цепью ордена Белого Орла; в обоих случаях его замыкала корона[545].

Польская коронация, впрочем, отличалась от московской целым рядом знаковых моментов. Во-первых, Николай I не короновал в Варшаве императрицу Александру Федоровну. На нее был возложен орден Белого Орла, но не корона[546]. «Церемониал коронования Его Величества Николая I»[547] отдельно оговаривал, что Александра Федоровна войдет в зал Сената в порфире и короне[548]. Тремя годами ранее в Москве все выглядело иначе. Согласно «Отечественным запискам», «Его Величество на императорском престоле Своем призвал Ее Величество Государыню Императрицу Александру Федоровну (которая – к увеличению всеобщего умиления поверглась неожиданно на колени) и, сняв с Себя корону, прикоснулся оною к главе Ее и потом возложил на главу Ее Величества меньшую корону; как потом возложил на Нее порфиру и цепь Ордена Св. Апостола Андрея Первозванного»[549]. Во-вторых, в Варшаве церемония была формально светским действом, и речь не шла о помазании. В этом смысле для императора эта коронация не стала священнодействием. Вместе с тем это отнюдь не сняло вопроса о религиозной составляющей, как, вероятно, рассчитывал Николай.

Церемония сопровождалась проявлением аффектированных форм поведения со стороны публики. Речь не только о бурных приветствиях и столпотворении на улицах, которое зафиксировали представители свиты Николая и приближенные великого князя Константина Павловича[550]. Сохранились многочисленные воспоминания представителей как российской, так и польской стороны о том, что красное сукно с помоста, по которому коронационная процессия прошла от Варшавского замка до собора Св. Яна и обратно, было разорвано и разобрано на сувениры[551]. Журнал «Отечественные записки» так сообщал своим читателям об этом эпизоде: «…добрые поляки по окончании коронации кинулись на алое сукно, до коего касались стопы Помазанника и Его Августейшей Супруги, и старались получить хотя малейший лоскуток оного, дабы принесть в семейства свои и хранить там свидетельством сего счастливого события для соплеменных народов»[552].

Отметим и финансовую сторону дела. Новый польский король полностью оплатил варшавскую коронацию. Материалы польского казначейства свидетельствуют об этом прямо: в документе от 15 (27) августа 1829 г. значится, что «в соответствии с желанием Светлейшего Государя, высказанным министрам… дня 20 мая (1 июня) текущего года… счет всех расходов на коронацию… должен быть представлен Государю»[553].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии