Высказанная некогда в письме брату идея Николая избежать во время коронации торжественности («Будет уместно, если коронация окажется очень простой и ограничится двумя днями без каких-либо праздников… кроме (формального) обеда и бала поляков»[540]
) реализована не была. За коронацией последовала череда бурных празднований[541] – многочисленные обеды, театральные представления, грандиозный народный праздник в Уяздове, прием в дворцовом комплексе Лазенки[542] и несколько «блистательных» балов, из которых один был дан «городом», а второй – президентом Сената графом С. Замойским[543]. Император и императрица, появляясь в сопровождении великих князей Константина и Михаила, наследника, принца Карла Прусского и герцога Александра Вюртембергского, исправно посещали все мероприятия[544].С точки зрения внешнего антуража Николай действительно «повторил» церемонию для поляков. Здесь были и въезд в столицу с демонстрацией единства императорской фамилии, и присутствие высших военных, гражданских и придворных чинов, и полный набор государственных регалий, и, наконец, возложение императором на себя короны. Последовательность некоторых элементов в известной мере напоминала московскую коронацию 1826 г. Николай I был встречен у ворот Варшавы великим князем Константином Павловичем, что было повторением встречи Николая I у границы древней столицы московским военным губернатором с чинами. В большинстве своем совпадала и логика выноса предметов. Если в Москве шествие регалий открывалось цепью ордена Св. Андрея Первозванного, то в Варшаве – цепью ордена Белого Орла; в обоих случаях его замыкала корона[545]
.Польская коронация, впрочем, отличалась от московской целым рядом знаковых моментов. Во-первых, Николай I не короновал в Варшаве императрицу Александру Федоровну. На нее был возложен орден Белого Орла, но не корона[546]
. «Церемониал коронования Его Величества Николая I»[547] отдельно оговаривал, что Александра Федоровна войдет в зал Сената в порфире и короне[548]. Тремя годами ранее в Москве все выглядело иначе. Согласно «Отечественным запискам», «Его Величество на императорском престоле Своем призвал Ее Величество Государыню Императрицу Александру Федоровну (которая – к увеличению всеобщего умиления поверглась неожиданно на колени) и, сняв с Себя корону, прикоснулся оною к главе Ее и потом возложил на главу Ее Величества меньшую корону; как потом возложил на Нее порфиру и цепь Ордена Св. Апостола Андрея Первозванного»[549]. Во-вторых, в Варшаве церемония была формально светским действом, и речь не шла о помазании. В этом смысле для императора эта коронация не стала священнодействием. Вместе с тем это отнюдь не сняло вопроса о религиозной составляющей, как, вероятно, рассчитывал Николай.Церемония сопровождалась проявлением аффектированных форм поведения со стороны публики. Речь не только о бурных приветствиях и столпотворении на улицах, которое зафиксировали представители свиты Николая и приближенные великого князя Константина Павловича[550]
. Сохранились многочисленные воспоминания представителей как российской, так и польской стороны о том, что красное сукно с помоста, по которому коронационная процессия прошла от Варшавского замка до собора Св. Яна и обратно, было разорвано и разобрано на сувениры[551]. Журнал «Отечественные записки» так сообщал своим читателям об этом эпизоде: «…добрые поляки по окончании коронации кинулись на алое сукно, до коего касались стопы Помазанника и Его Августейшей Супруги, и старались получить хотя малейший лоскуток оного, дабы принесть в семейства свои и хранить там свидетельством сего счастливого события для соплеменных народов»[552].Отметим и финансовую сторону дела. Новый польский король полностью оплатил варшавскую коронацию. Материалы польского казначейства свидетельствуют об этом прямо: в документе от 15 (27) августа 1829 г. значится, что «в соответствии с желанием Светлейшего Государя, высказанным министрам… дня 20 мая (1 июня) текущего года… счет всех расходов на коронацию… должен быть представлен Государю»[553]
.