Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в.

Согласно этим материалам, автор текстов предлагал первоначально включить в манифест достаточно большой пассаж, объясняющий церемонию в Варшаве. В окончательной версии манифеста от него было решено отказаться. Черновые варианты демонстрируют интенсивный поиск объяснительной модели и сложность, если не невозможность ее обретения. В самом пространном тексте, который не имеет точного адресата, помимо упоминаний заветов Александра I и предписаний, зафиксированных в польской конституции, содержались следующие указания: «Мы уповаем, что старшие дети наши, верные россияне принесут за нас мольбы ко всевышнему, да подаст он Нам силы устроить во благо судьбу и другого народа им соплеменнаго как они ввереннаго нам промыслом Божим… как они достойнаго нашей любви и счастья»[611]. При помощи разных нарративных структур этот вариант текста уравнивал два народа – русских и поляков. Они оказывались равны, поскольку были вверены императору богом и одинаково достойны любви и счастья. При этом император намеревался устроить судьбу польского народа «во благо». Здесь, впрочем, была задана иерархия, поскольку россияне именовались «старшими детьми». Интересно, что точек сборки этой новой структуры было сразу несколько – воля бога, персона самого Николая I (а прежде Александра I), на которого была возложена отеческая власть над теми и другими, требования польской конституции, а также «соплеменность» обоих народов и осмысленное вполне в духе философии Просвещения равное право всех на любовь и счастье[612]. Иными словами, согласно этому тексту, император короновался вторично в католической Польше по множеству причин. Количество, впрочем, было здесь компенсаторным – и суть церемонии, и основания, по которым она совершалась, ускользали от понимания. Ведь в этом варианте манифест не давал единого четкого ответа на вопрос, что и почему Николай делал в Польше.

Другой черновик, адресованный петербуржцам, объяснял все произошедшее схожим образом. Центральным здесь было указание на братство обоих народов, их принадлежность одной славянской семье и одному престолу: «…мы запечатлели братский союз между племенными народами, коих счастье вверенное Нам Провидением, тем будет неколебимее, чем тверже укоренится между ими единодушие в любви к престолу, родственное согласие и уважение взаимное»[613].

Архивные материалы показывают, что при формулировании положений манифеста В. А. Жуковскому было сложнее всего объясняться с москвичами, помнившими польские легионы на полях Бородино и в горящей Москве. В черновике манифеста, адресованного московскому военному генерал-губернатору, помимо утверждения, что коронация есть знак объединения «Царства Польского с Империею Российскою навсегда», поэт предложил жителям древней столицы молитву, которой не было в петербургском тексте и которая отсылала к московским коронационным манифестам: «Мы уповаем, что верноподданные Наши принесут за нас мольбы ко всевышнему, да подаст он Нам силы устроить во благо общее, судьбу и другого народа им соплеменного и промыслом Божьим Нам вверенного»[614]. Примечательно, что Жуковский не решился говорить москвичам о равенстве с поляками, отметив только, что последние были еще одним народом, которого бог доверил Николаю, и повторив, очевидно, самый устойчивый элемент этой интеллектуальной конструкции – трактовку о «соплеменности».

В целом, как видно из архивных материалов, работа над манифестом о свершившейся в Варшаве коронации шла по двум линиям – написания одной версии для Москвы, а другой – для Санкт-Петербурга. При этом Северной столице с ее космополитичной элитой, ориентированной на Европу, объяснить произошедшее оказывалось намного легче, чем древней православной столице, соотнесенной в дискурсе власти с легитимностью. В итоговом манифесте, адресованном жителям обеих столиц, поэт предпочел отказаться от развернутой объяснительной части и зафиксировал лишь, что действо знаменовало собой «нераздельность» Российской империи и Царства Польского. Найти точную и удовлетворявшую всех трактовку произошедшего не получилось.