Последний порог

— Какие же вы, однако, сентиментальные! — проговорил Хайду. — По-вашему, он и милый, и вежливый, немножко гордый, немножко самоуверенный молодой человек... Да знаете ли вы, что именно такие люди в России в семнадцатом году сбросили с трона царя-батюшку, а затем стерли его вместе с аристократами с лица земли, будто их и вовсе не было. — Генерал встал и, сделав несколько шагов, остановился. — Молитесь о том, чтобы молодые люди типа Радовича не захватили у нас власть в свои руки. Не хочу ничего предсказывать, но если не удастся остановить красных, то нам, представителям венгерского офицерства и всему нашему господствующему сословию, придется плохо. Если бы я был в этом уверен, то не дожидался бы завтрашнего дня. — Повернувшись, генерал военным шагом ушел в комнату.

Спустя полчаса Андреа вместе с Эндре шла домой через городской парк. Перед этим она позвонила домой и попросила отца не заезжать за ней, так как Эндре проводит ее до самого дома. Бернат согласился, сказав, что пойдет им навстречу и они увидятся где-нибудь около моста Фердинанда. Прохожих почти не было, так как, привыкнув к ночным бомбардировкам, многие предпочитали оставаться дома. Андреа очень боялась бомбежек, особенно когда рядом с ней не было Чабы. Когда же он был с ней, она успокаивала себя тем, что в худшем случае они погибнут вместе, а это уже совсем другое дело.

Андреа и Эндре шли медленно и разговаривали. Эндре все еще любил Андреа, он не раз думал о том, что если с Чабой что-нибудь случится, он охотно женится на Андреа. И когда девушка начала убеждать его в том, что без Чабы она не стала бы жить, капеллан запротестовал.

— Ладно, давай не будем об этом, — продолжал он. — Я вот только никак не могу понять: если вы так любите друг друга, то почему же ты тогда не хочешь стать его женой?

Андреа на какой-то миг расслабилась, ее охватило страстное желание выговориться, хотелось, чтобы ее пожалели, утешили. Как было бы хорошо рассказать сейчас Эндре о трагедии собственной матери! Тут она вспомнила об отце, зарытом по шею в землю, и сразу же поняла, почему так ненавидела Бакача.

Эндре молча шел с ней рядом, иногда он подавал ей руку, чтобы помочь сойти с тротуара, чувствуя при этом ее крепкое, почти мужское рукопожатие.

— Скажи, Эндре, у вас, евангелистских священников, нет тайны исповеди?

— У нас вообще нет исповеди, как таковой.

— Ну предположим, что кто-то очень виноват и на душе у него лежит большая тяжесть...

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Ну, скажем, жена изменила своему мужу и открылась тебе как священнику в этом. Ты расскажешь об этом кому-нибудь?

— Я никому ничего не расскажу.

— Никому?

— Никому.

— Даже полиции?

— Даже ей. — Эндре внезапно остановился и, взяв Андреа за руку, спросил: — Ты изменила Чабе?

— Нет, что ты!

— Мне ты можешь рассказать об этом.

— Я скажу. Я знакома с человеком, по отношению к которому я не знаю, как мне поступить, постоянно колеблюсь. Чабу я люблю, и все же, когда я долгое время бываю с тем мужчиной, меня порой охватывает такая странная слабость, что я боюсь самое себя. — Она бросила беглый взгляд на священника: — Видишь, как я откровенна?

Эндре молча кивнул, а сам шел и ломал голову над тем, кто же этот мужчина.

— Бывает и такое. — Он натянуто улыбнулся: — Видишь, какая ты глупая? У тебя есть человек, к которому тебя влечет, а ты все же заявляешь, что не можешь жить без Чабы.

Некоторое время они шли молча. Стало заметно темнее, яркие лучи прожекторов ощупывали небо.

— Мне кажется, ты не случайно вспомнила о тайне исповеди, — проговорил Эндре. — Тебя что-нибудь тревожит?

— Нет, ничего, — не очень уверенно ответила она. — Ничто меня не тревожит.

Священник схватил девушку за руку и быстро выпалил:

— Андреа, ты знаешь, я до сих пор люблю тебя!

Они остановились. Андреа всматривалась в худое лицо священника:

— Ты же знаешь, что я принадлежу Чабе.

Капеллан понимающе кивнул, но руки девушки из своей все же не выпустил:

— Я знаю, Андреа, я совсем не потому сказал. Я люблю тебя, а это значит, что мне не безразлична твоя судьба. Мне ты можешь верить: я твой друг.