Последний приказ Нестора Махно

— Кто остался? Что, хоромы свободные есть? — Пётр кивнул в сторону серой громадины жилого дома, где квартировались советские служащие, члены правительства, наркомы, всенародно известные и любимые артисты и всякий другой, обласканный судьбой и советской властью люд.

— Говорю же, Петруха, тошно мне тут последнее время… Кажную ночь приезжают… кажную ночь… И в каком-нибудь подъезде опечатанная квартира появляется…

— Дед. Я ж тебе удостоверение показывал. Ты меня десять минут как знаешь, что ж ты языком мелешь? Или думаешь, уже отжил своё?

— А може, и отжил… Зятька вон позавчера приняли под белы руки. Дочери сказали завтра освобождать квартиру. Поплакала, да и вон, вещи пакует, мебель будет сдавать по описи[58]… Я им обуза… Самим бы вытянуть двоих детей… Что теперь делать — не знаю… И меня тут разве оставят? Родич врага народа не может работать в таком месте. Даже дворником. Попрут. Как пить дать — попрут… Наверно, в Сталино подамся, домой. У меня на Скотопрогонной[59] брат младший живёт, где улицы мести — какая разница?

Дворник делал одну затяжку за другой, укорачивая папиросу с каждой секундой — было заметно, что он сильно волнуется. Глядя в землю, он не спеша продолжил, проговаривая каждое слово отдельно, будто пытаясь обратить внимание на смысл сказанного:

— А если не верить людям, то что ж?.. Ну пойди, сдай меня… В кажном парадном дежурный сидит. Не ошибёшься. Тот сразу меры примет, звякнет, куда надо. Захочу спрятаться — не выйдет. У него все дубликаты ключей. От всех квартир. Вот так спят люди, а дверь тихонько среди ночи открывается — и всё… Эх, паря… — дед кинул окурок на землю, беспощадно раздавил его сапогом и тут же принялся его метлой гнать к уже собравшейся куче смёта.

— Погоди, Никифор Батькович… — Пётр поднялся с лавочки и сделал пару шагов вслед уходящему мужчине в переднике дворника. — Ты запомни мой номер телефона в Сталино. 2-12.

— Зачем это? — удивлённо поднял брови дед. — Ты ж служивый. Чего тебе со мной якшаться?

— Если вернешься домой, помогу с работой. А ты мне помоги, если можешь. Правильно подметил — третьи сутки человека жду. Дом у вас большой, разве одному справиться? Никак не встречу.

— Замышляешь чего? — настороженно спросил дед.

— Да. Вот такая женщина, как твоя дочь, попросила помочь. Такая точно история. Судьба прямо под копирку.

— Кого ищешь? — дед не переставал мести и разговаривал с Пётром, стоя к нему в пол-оборота.

— Лазарь Моисеевич нужен.

Не прекращая ритмичных движений метлой, дворник ответил:

— Вон, уже глаза на нас пялятся. Сядь на лавку, будто мы с тобой разговор закончили… — из ближайшего подъезда вышел молодой человек в костюме и, закурив, с интересом принялся вглядываться, с кем это беседует Никифор. — Ты вчера с Лазарем разминулся по незнанию. Ты возле одиннадцатого дежурил, а он здесь проживает, в этом корпусе. Он домой поздно приезжает, не раньше девяти вечера. Можешь и до утра прождать… Вот этот подъезд…

Дед кивнул в сторону наблюдающего за ним человека.

— Нет резона тебе тут торчать до ночи. Сейчас домету, и пойдем ко мне в дворницкую. Только там не откровенничай. Тут даже мебели нельзя доверять.

Напившись чая с печеньем, которое Пётр купил по такому случаю в магазине на набережной, собеседники вышли во двор на перекур.

Дежурный, завидев незнакомого человека в обществе Никифора, приказным тоном окликнул дворника.

— Анатолий Иванович, не волнуйтесь, это мой знакомец, земляк. Если чего — я ж сразу бы сигнализировал. Парень весточку из дома привёз, ну не оставлять же его на улице. У него завтра поезд, — опережая вопрос сотрудника, быстро выпалил дворник.

— Ладно, дед… Исключительно из уважения. По инструкции не положено. Сидеть тише воды, ниже травы, понял? — дежурный посчитал свою миссию выполненной и удалился к своему столу с настольной лампой и телефонным аппаратом.

Стайки детей, игравших во дворе, с закатом солнца поредели — то тут, то там с балконов раздавались окрики мам: «Тоня! Домой!», «Сеня! Ужинать!», «Поля! Папа пришёл!», «Паша! Уроки!».

Двор из гомонящего скворечника превращался в тихий вечерний парк с фонтаном и детскими площадками.

Со сторон арки, что выходила на набережную, периодически заезжали чёрные автомобили, из которых после долгого рабочего дня выходили начальники разных рангов и ведомств.

Общее в них было только одно — отдавая приказание водителю прибыть завтра к половине восьмого утра, они поворачивались лицом к дому и шли туда степенно, не спеша, солидно. На виду всего двора, выглядывавшего из окон своих, передвигаться следовало так, будто ты уверен в завтрашнем дне не менее, чем в грядущей победе коммунизма.

Ближе к полуночи все они тревожно вслушивались в шум за окном и звуки на лестнице. Только потом, когда с рассветом тишину и покой нарушал звук поливальных машин, сон настигал этих людей, но выспаться не удавалось никогда.

Конечно, каждый из жителей дома правительства считал себя кристально чистым, в отличие от соседа.