К радости беглецов, преследователей так до сих пор и не было видно. Близился очередной вечер. Шли не торопясь, держали темп Ирелии, да и Качудай не особо был еще в форме. В попытке разобраться, что за странное явление произошло утром, чуть не сгубившее их, девушка рассказала, что это проделки румд. Подобное случалось по преданиям, когда те пытались добыть камень жизни из недр Тулеи. Последовавшая вспышка уже никого не удивила, но вопреки предыдущим, сильные дожди после нее не начались, так, мелкая морось, на которую уже не обращали внимания. Раскисшая под ногами земля, добавляла сложностей, в попытке удержать ноги в липкой густой массе. В воздухе периодически стал появляться едкий запах, похожий на тот, с которым Зор сталкивался дома, вблизи жерл, извергающихся лавой. Было что-то подобное, но кругом простиралась холмистая равнина, без намека на горы, а тем более на вулканы.
– Стойте! – выставил в стороны руки Зор, преградив путь друзьям, уставившись на высокое плато, простиравшееся у горизонта, сколько хватало взгляда, ровным своим краем, как лезвием разделяя четкую границу неба. Плато появилось внезапно, словно из ниоткуда.
– Гаруда всевышний! – открыл рот Качудай от удивления. Напротив, над грядой в небе парила темно-серая глыба невероятных размеров. Она была вытянутой формы, немного остроконечная с одной стороны и плавной формы с другой, как речная галька. Глыба абсолютно не касалась земли, нависая над кромкой плато довольно высоко.
– Шагов в пять сотен, не меньше! – присвистнул степняк, привыкший все расстояния измерять навскидку привычным ему способом, – Это как же так?!
– Птицы каращеев, – сухо констатировала Ирелия, будто и не удивившись нисколько увиденному.
– Где?! – не снимая маску удивления, завертел головой Качудай.
– Это, – указала девушка на глыбу.
– Какая же это птица? Боги камень двигают и в небо подняв, на головы сынам своим неверным рушить хотят!?
– Да нет же, это великая птица вселенская. Она во чреве своём каращеев и румд приносит. На Урае подобные когда-то были, но мне неведомо остались ли до сих времен.
– Я многое не ведаю… – задумчиво пробормотал Зор, не отводя взгляда от фантастического зрелища, – Я должен знать!
– Разве память не оставила на Мидее дела минувших вех?
– Я смутно помню сказания о подобном, но не знал, что оно всё вот такое… – Зор был взволнован. Он понимал, что его разум погружался в пучину нового, неизведанного, что было сложно выразить словами и, несмотря на обстоятельства, в нем множилось пламя познания – это вдохновляло, словно давая силы, укрепляя дух. Сознание требовало эволюции непременно и безоговорочно. Другой жизни не будет.
– На Мидее когда-то существовали такие же и на Тулее, на всех землях соцветий большого круга были птицы, пространство вершащие в одно мгновение.
– Куда же делись? – шмыгнул носом степняк.
– В те времена пращуры ваши сильны были настолько, что Мидея гардой в приграничье служила. Никто не мог тягаться в мощи с вами. Каращеям это сильной помехой было в их непонятных целях, и они стремились мидейцев извести. Тогда мои пращуры пути закрыли, а на Мидее их и вовсе уничтожили почти все. Раставан урайский сумел-таки отправить серых восвояси, он и цели те выведал, хотя всё унёс с собою за пределы меры. С тех пор и птицы камнем обернулись, и мидейцы постепенно позабыли свои заветы, утратив простор, погрузившись в пучину насущного суетного, что память покинула вашу землю. Оттого воин в каждом мидейце все ещё живет. Тот дух не убить. Он воина рождает в каждом, кто на Мидею попадает, но из-за того, что память вы утратили, и заветы истинные мерой укрыли – друг друга пожираете в жажде боя. И бой тот грубый, извращенный, который все же когда-то убьёт вас самих. Никто так не воюет, как вы. Никто во всём соцветии. И ваше спасение, вас же и сгубило. Продолжает губить, вырождая, что возродить уж невозможно, – с сожалением констатировала Ирелия.
– Так это как?! – удивленно вскинул брови Качудай, – Если воины отменные были, отчего каращеев не пустили к нам? Сейчас и Урус-Зор их ломает, словно детей несмышленых, а уж коли сказываешь о великих бойцах матушки нашей земли, так и подавно бы справились, скажи, Урус-Зор!?