Когда они разбредаются, я снова замечаю его – того парня, с которым столкнулась вчера у Евиного дома. Он стоит на углу у светофора, вроде как собираясь перейти улицу. На нем опять длинное шерстяное пальто; под мышкой газета. Ничего особенного, просто обычный человек, идущий на работу или по делам. И все же что-то не дает мне покоя. Чем дольше я буду торчать в Евином доме, тем чаще на меня станут обращать внимание.
Когда загорается зеленый, парень вдруг оборачивается и смотрит через плечо прямо на меня, будто зная, что я сижу тут и наблюдаю за ним. На секунду наши взгляды встречаются, и мне становится еще больше не по себе. Он поднимает руку в молчаливом приветствии и, перейдя через дорогу, скрывается в кампусе.
– Ева? – окликает меня бариста.
Я оборачиваюсь. Сама не знаю, как я все-таки решилась представиться здесь этим именем. Возможно, мне показалось, что риск невелик: судя по виду девушки, она предпочитала концерты местных инди-групп федеральным новостям.
– Ищешь работу? – интересуется она, выставляя на прилавок мой заварной кофе, самый дешевый в меню.
– Вроде того, – откликаюсь я.
Она отсчитывает сдачу с моей двушки и уточняет:
– Так да или нет?
– Да.
Я беру кофе и, отвернувшись от девушки, добавляю в стакан побольше сахара и сливок, чтобы заглушить голод. Конечно, мне нужна работа, иначе скоро у меня закончатся деньги и я застряну тут навсегда.
– Я подрабатываю в кейтеринговой компании, – говорит она, протирая стол рядом с кофемашиной. – Там постоянно требуются официанты. Интересует такое?
Мне хочется сказать «да», – но не хватает смелости.
Она оглядывается на меня и снова принимается за уборку.
– Платят двадцатку в час. Наличными. В конверте.
Я отхлебываю кофе и ощущаю, как горячая жидкость обжигает горло.
– Они возьмут совершенно незнакомого человека? – спрашиваю я, не решаясь поверить свалившейся на меня удаче.
– Рук катастрофически не хватает. В эти выходные намечается большая вечеринка, а две официантки отказались работать – у них там какая-то встреча в университетском женском клубе, – вздыхает бариста, закатив глаза, и бросает тряпку в раковину. – Если справишься, будут приглашать постоянно.
За годы жизни с Рори я организовала для фонда сотни подобных мероприятий, так сказать, стояла за дирижерским пультом. Теперь же мне предстоит поработать за кулисами.
– Что придется делать?
– Накрывать на столы. Разносить еду. Улыбаться дурацким шуткам. А потом привести все в порядок. Вечеринка начнется в семь, мы приступим к работе в четыре. Подходи завтра сюда к половине четвертого. Надень черные брюки и белую рубашку.
Быстро прикинув в уме, что двадцатка в час без вычета налогов обеспечит около двух сотен за вечер, я уже без всяких сомнений отвечаю:
– Хорошо.
– Меня зовут Келли, – говорит она и протягивает руку.
Ладонь у нее холодная и крепкая.
– Приятно познакомиться, Келли. И спасибо.
– Не за что. Думаю, ты отлично справишься, – бросает Келли и скрывается в подсобке, прежде чем я успеваю что-то ответить. И мне остается лишь благодарить судьбу за такой щедрый подарок.
Сейчас лишь семь утра, и сразу возвращаться домой мне не хочется. Сколько можно сидеть взаперти? Решаю прогуляться через кампус в сторону Телеграф-авеню. Стоя на перекрестке у студенческого клуба, с завистью смотрю на людей, спешащих по своим делам, – они могут свободно идти, куда хотят, и общаться, с кем хотят. Спорить и смеяться. Делить трапезу, а потом, не исключено, постель. Как бы я хотела оказаться на их месте хотя бы ненадолго.
Видимо, мне еще долго придется мириться с одиночеством. Я засовываю руки поглубже в карманы, опускаю голову и перехожу через дорогу, не обращая внимания ни на бездомных, выпрашивающих денег (что мне им дать?), ни на студентов, раздающих листовки с рекламой концертов (с кем мне туда идти?).
Мой единственный спутник – собственное отражение в витринах. Я останавливаюсь у магазина одежды и смотрю на себя. С торчащими на макушке платиновыми волосами и в Евиной куртке я скорее похожу на призрак. На тротуаре позади меня мелькают люди: смеющиеся студенты, оборванные бездомные, стареющие хиппи, – я вижу лишь незнакомцев, которых мне никогда не суждено узнать. Я ни с кем не смогу больше поболтать по душам, поделиться воспоминаниями о маме и Вайолет, рассказать о себе. Мне всегда придется быть начеку и скрывать правду.
Мимо проходит толпа молодежи, возвращающейся в кампус. Поддавшись соблазну, пристраиваюсь сзади, почти вплотную: шагаю и представляю, будто я одна из них. Перехожу вместе с ними через оживленную улицу, но не дальше – они направляются в студенческий клуб. Я могу затеряться в их толпе, однако стать среди них своей, как раньше, мне не под силу.
По пути домой захожу в супермаркет. Беру корзину и закидываю туда хлеб, арахисовое масло и большую банку виноградного желе – все самое дешевое, в неприметных упаковках, как обычно покупала мама. Другие ее любимые продукты – рис и тушеные бобы с луком и чесноком – пропускаю: я не собираюсь задерживаться здесь надолго, так что запасы мне ни к чему.