Последний рейс

Денисков помог Николе спустить за борт шлюпку, предложил свою помощь, но Никола отмахнулся, кивнув на рыжее дно с отчетливо видимыми застругами от зыбкой волны на песке: в таких условиях каждый лишний килограмм — помеха. Когда он сделал первый гребок (сразу на моторе идти было невозможно), из-под весел всплыли желтые пузыри песка и раздался дерущий по коже скрип. Скоро шлюпка пропала в черноте ноябрьской ночи.

Идти к товарищам не хотелось. Борис присел на выступающий под брезентом угол ящика. Из катера приглушенно доносились звуки человеческой жизни, но скоро его слух перестал воспринимать их. Он долго смотрел туда, куда пытался дотянуться луч прожектора, но скоро в глазах у него зарябило. Пошел снег. Пошел мельчайшими точечными снежинками. В луче света казалось, что это и не снег вовсе, а осыпается морозный ночной воздух, осыпается под шепот медлительных волн томительно долго замерзающей реки. В природе шел задушевный разговор двух стихий. Борис закурил — табачная теплота в горле напомнила о человеческих поселениях, заброшенных сюда, крепко заякоренных в этих немеренных просторах. Вспомнилась крохотная деревенька Сатыга, чистенький домик медпункта…

— А я глупая, правда? — однажды она спросила его. — Ведь сама напросилась в такую глушь.

— Ты глупая умница, — сказал он, — а то мы но встретились бы никогда…

— Я мечтала, как в пургу пойду на лыжах в дальний урман к умирающему охотнику или рыбаку… и спасу его, бедненького.

— А вместо этого пришлось вытаскивать занозы из дубовой спины Борьки Денискова.

— Ага. И спасла пока что одного его. Спасла, а? Скажи, Боря…

— Угу… ты спасла его от рыбацкого одиночества.

— И погубила себя…

Неужели она говорила такие слова? Погубила себя… Или сейчас ему чудится, будто она говорила так. А может, она уже предчувствовала, что все у них именно так и кончится.

— Ты уедешь, забудешь меня… Я погорюю-погорюю и выскочу замуж. Научусь рыбачить, возиться со всякими шкурками.

— Заведешь трубку… Ненецкие женщины в Яр-Са-ле до сих пор курят трубки.

— Ага… У меня будет сиплый голос и обветренные губы. Может, стану охотницей.

— Станешь знаменитой охотницей. О тебе будут писать в газетах.

— Да… И вот однажды меня привезут в Тюмень на слет… В Тюмени я совершенно случайно встречаю тебя, Бориса Александровича Денискова… — Она заплакала.

Вспомнив те Ритины слезы, Борис заволновался, вскочил и принялся быстро ходить по палубе. Щемящее чувство потери вдруг отчетливо прорвалось в нем, из мира подсознательных движений в само сознание. И он впервые за все прошедшие после отъезда из Са-тыги дни признался себе: тогда, в лесу, обидел он ее. И он подумал еще, что можно было спасти любовь. Попробовать спасти… А он движется все дальше и дальше от деревеньки Сатыги и от Риты… Борис заскрипел зубами и закричал что-то бессмысленное и задавленное.

— Ты чего кричишь, Борис? — раздался совсем рядом голос Николы. Его шлюпка стояла под правым бортом катера.

Никола подтянулся на руках и ловко впрыгнул на палубу.

— Ну как там?.. — автоматически спросил Денисков, не сразу приходя в себя.

— Кострецкий у нас геро-ой. Это не каждый такое отчубучит! Ты знаешь, мы сидим посреди Оби… — Никола сделал многозначительную паузу с усмешкой. — Посередке песчаной косы.

— Намертво, значит, сели?

— Значит, бравый капитан спал на штурвале, а «Зюйд» в это время брюхом полз по косе, — Никола рассмеялся, — пока воды совсем на стакан осталось под днищем. Не-ет, я тебе скажу, замечательный у нас кораблик. Ему бы еще крылья…

— Что разведал-то?

— Одна надежда: если кто согласится продернуть нас через косу.

— Да на Оби-то пусто.

— Тогда вымываться задним ходом… Ну чего брехать-то, пойдем к начальству.

В кубрике было, как всегда, тепло и, несмотря на мужской беспорядок, уютно. Поэтому и совещание проходило без особой нервозности, миролюбиво.

На суд корабельной общественности было представлено несколько вариантов спасения. Капитан, потеряв уверенность в своей посудине, сразу же ухватился за мысль о посторонней помощи.

— Товарищи… — укрепившись в этой идее, то и дело высокопарно произносил он, — товарищи, поймаем проходящий, и баста! У нас ведь рыбка есть, рыбка ведь у нас… Подбросим пару ящиков, и баста!

Но жертвовать, хоть и двумя ящиками рыбы, особенно не хотелось Авзалу Гизатовичу. Правда, вариант о посторонней помощи не исключал и он. Авзал Гизатович предложил другой способ:

— У нас есть шлюпка… Перевезем все на берег, разведем костер и будем ждать попутный транспорт.

— А катер?! — подскочил Кострецкий.

— Катер?.. Хм-м… Экипаж останется на судне. А из Сургута я вышлю помощь.

Третий вариант уже не в первый раз высказал рассудительный Никола.

— Мы залезли… — начал он.

— Мы-ы! — ядовито хмыкнул Володя.

— …залезли на косу метров на шесть-семь. Дизель работает, винт, кажется, в порядке… я осмотрел винт. Попробуем вымыться задним ходом.

Решили вполне здраво: до рассвета вымываться назад и одновременно следить за фарватером в надежде на проходящий транспорт.