— Между прочим, у вас арендую, Авзал Гизатович, — ядовито ответил инспектор.
— Разве?.. — поднял брови тот. — Но теперь уж все равно… Кстати, он не знает?..
— Не бойтесь… Он здесь недавно. Говорят, приехал из Прибалтики, из тралфлота выгнали, наверно. С высшим мореходным! Ваши кадровики и ошалели от радости: такой кадр!
— Все равно теперь. Хоть бы не утопил нас. А дома немедленно выгоню.
Громко топая, в кубрик спустились Никола и Андрей. Первый нес мокрый мешок, с лица его исчезло всегдашнее добродушное выражение.
— И правда… Вот… Я уж грешил на парня, думал, сам где обронил! — чистосердечно и сердито объявил Никола.
Денисков совершенно равнодушно принял мешок, отметив, как заметно полегчал он, и небрежно прислонил к ножке стола.
— Не-ет, — остановил его инспектор, — ты уж посмотри содержимое и объяви, все ли на месте.
— Да все… на месте, — заглянув в мешок, с деланным равнодушием ответил Денисков.
Инспектор, уловив, как Борис споткнулся на миг, сам раскрыл мешок:
— Тэ-эк-с… нельмушки, максимчики… Тэ-эк… А осетрина, балык осетровый где? И ты говоришь! — Его лицо опять налилось кровью. — Где капитан?.. Тащите его!
Кострецкий сам явился на зычный глас Владимира Егоровича.
— Где балык?! — глухо спросил инспектор.
— Никакого осетра там не было, — озлобленно прохрипел бывший морской волк, но съежился под взглядом, махнул рукой и тяжело покарабкался наверх. За ним снова отправился Никола.
Вскоре Никола принес осетрину и устало объяснил:
— В рулевом люке на корме спрятал старик.
VIII
Уже светало, когда на фарватере слева показались огни идущего снизу какого-то судна. Инспектор и Никола быстро отчалили ему наперерез. Остальные обитатели «Зюйда» столпились на палубе и напряженно ожидали их возвращения. Несмотря на недавний конфуз с рыбой, всех сейчас объединяло одно желание: поскорее выбраться из песчаной ловушки. Порывами налетал промозглый ветер, называемый северными рыбаками костоломом. С рассветом предутренняя сырость перешла в слабую морось, а минут через пятнадцать после отплытия шлюпки начался мелкий дождь. На всех, кроме Денискова, это навело уныние. Дождичек густел, обещая зарядить надолго. С дождем и потеплело — вот это главным образом и заботило обитателей Ноева ковчега. Рыба! Свежая, непоротая, даже солью хоть чуть-чуть не присыпана. Тепло для нее — погибель!
Авзал Гизатович не выдержал, залез под брезент с левого края, достал из верхнего ящика увесистого муксуна, осторожно пощупал на твердость брюшину, понюхал… Потом он проделал то же еще в нескольких местах брезентовой горы. Степное скуластое лицо его было непроницаемо. Денисков внутренне усмехнулся, наблюдая манипуляции начальника: «Как будто что понимает в рыбе… А соли могли бы догадаться прихватить крупной, рогожной. Тоже мне добытчики!»
Борис посмотрел на свои морские часы: уже полчаса стоял на якоре встречный катер, что-то уж слишком долго парламентарии пострадавших вели там переговоры о помощи.
— Кажется, к нам идут, — толкнул его моторист.
Сквозь пелену дождя ожидавшие с трудом рассмотрели, что огни катера стали смещаться, приближаться. Вот изменился силуэт судна, сузился его корпус — значит, катер повернулся носом в их сторону. На палубе «Зюйда» почувствовалось оживление. Капитан на радостях сбегал вниз и вернулся, сладко пожевывая губами — видимо, у него было припрятано согревающе-бодрящее. Но рано обрадовался Максим Федорович. Надежды пострадавших не оправдались: катер поерзал туда-сюда метрах в трехстах от «Зюйда» и снова заякорился.
А скоро инспектор и Никола молча вскарабкались на палубу родного судна. Их встретили тревожным, угрюмым молчанием.
— Не пройдет он сюда, — наконец сообщил Володя. — Осадка у него большая.
— Да шо брехать зря, они сами все видели, — бросил Никола.
Все спустились в кубрик.
— Рыба-то… — начал Авзал Гизатович. — Дождь» Тепло. Рыба-то сгорит.
— Понимаем, — буркнул Володя.
— Надо выгружаться на берег! — решительно отрубил Авзал Гизатович. — Здесь останется экипаж.
— Валяйте, — равнодушно поддержал капитан. — Нечего, в самом деле, ждать у моря погоды. Я тут один останусь.
— Есть еще один вариант, — оживился Володя. — Предлагаю добираться до Сургута на шлюпке. К вечеру дома будем.
После такого предложения в кубрике возникла какая-то особая тишина. Никто не смотрел друг на друга, но все думали об одном и том же. Денисков тоже понял смысл этого молчания и, конечно, сообразил: «Уж мне-то в этом варианте ничего не отломится. И так обузой для них стал».
— Интер-ресно, подымет казанка трех человек да еще полтонны груза… нет, груза-то поболе?.. — сдерживая назревавший в нем отпор, спросил Никола.