Последний рубеж

Он взбежал на крыльцо, когда фашисты уже почти затолкали Полину внутрь, и успел ткнуть длинными зубьями в спину последнего. Однако его сил не хватило, чтобы причинить серьёзный ущерб немцу. Тот, громко взвыв от неожиданной боли, круто развернулся и с яростью выбил вилы из Ваниных рук. Мальчик бросился на него с кулаками, но гитлеровец сильно ударил его по голове. Ваня, потеряв равновесие, упал на четвереньки. В ту же секунду немец с размаху пнул его ногой в живот, и мальчишка, проломив старые гнилые перила, слетел с высокого крыльца. Он упал спиной прямо на высокое острие сухого пенька, и длинный деревянный зубец вылез из его груди.

Анна Васильевна, издав истошный грудной рёв, из последних сил поползла к сыну, еле волоча по земле ногу с кровоточащей раной. Ваня, выгнув тонкую шею, неотрывно смотрел на медленно приближающуюся мать и широко открывал искривлённый судорогой рот, то ли ловя воздух в пробитые лёгкие, то ли силясь закричать. Однако вместо звука из его горла вырывались лишь пузырящиеся струи клокочущей крови, которые растекались по одежде, сбегали на землю и собирались под пеньком в широкую тёмную лужу.

Когда Анна Васильевна доползла до сына, тот был уже мёртв. Его худое тело висело на остром суку́, колеблемое напорами морского ветра. В её глазах помутилось и, крепко схватившись дрожащей рукой за мягкую, ещё теплую, но уже неподвижную Ванину ногу, она почувствовала, что теряет сознание. Из распахнутых дверей дома доносились оглушительные вопли Полины, перемежающиеся громким смехом немцев…

Уходя, солдаты небрежно переступали через лежащую без чувств Анну Васильевну. Испуганная, мертвенно бледная Полина, еле переставляя ноги, вышла из дома, придерживая на теле лохмотья разорванной одежды. Лицо было разбито, на правой щеке наливался синяк, а из рассечённых губ текла кровь. Когда девушка увидела мёртвого брата и безжизненно лежащую рядом с ним мать, от безмолвного ужаса у неё округлились глаза, и, беззвучно рыдая, она рухнула на крыльцо, зажав обеими руками онемевший рот…

Поздно вечером Анна Васильевна и Полина в тёплых свитерах неподвижно стояли у почерневшего моря, грохочущего у берега бурлящими волнами. В их опухших от слёз глазах траурно догорали красноватые лучи клонящегося к закату солнца. Последние отблески ненавистного дня растекались по камням, влажно чернеющим после недавнего дождя. Усиливающийся ветер трепал сухие жёсткие стебли примятой осенней травы. Вокруг широких луж с мокшими в них ржавыми листьями торопливо бродили взъерошенные озябшие чайки. Железистый запах земли струился набухшей сыростью в смурое небо. Немые облака тяжёлыми косматыми глыбами неспешно перекатывались над крышами опустевших домов.

Посреди двора чернела свежевыкопанная маленькая Ванина могила с перекошенным крестом, сделанным из двух связанных между собой сухих веток. Полина бессознательно тянула за шнурок на шее с подаренным Андреем кольцом, не чувствуя, как глубоко и больно он врезается в кожу, и беззвучно плакала. Нескончаемые слёзы струями прочерчивали светлые полосы на грязном от могильной земли лице.

– Пойдём в дом, дочка… – наконец попросила Анна Васильевна, тяжело разворачиваясь на затёкшей здоровой ноге и перекладывая из руки в руку самодельный костыль. – Холодает, шторм собирается.

Не слыша слов матери, Полина продолжала отрешённо смотреть в мутную сумеречную даль. Тусклая луна медленно плыла над верхушками окружавших двор деревьев, бледно серебря влажные стволы и обливая мертвенным металлическим светом морскую гладь. От её холодного свечения и затаившегося под ней моря, чёрных деревьев, тихого шелеста их листьев и угольно-тёмных толстых теней, пролёгших поперёк двора, веяло безысходностью страшного горя, и ещё явственнее осознавалась невосполнимость утраты.

– Ты одна у меня осталась, Полиночка… – произнесла Анна Васильевна, обняв дочь за плечи. – Не простынь на ветру, прошу тебя! Пойдём в дом! Надо пережить это, дочка! Мы сможем! Когда нас освободят, всё закончится. Мы с тобой дождёмся победы!

– Ты что, совсем ничего не понимаешь, мама?! – разрыдалась Полина в полный голос. – Никто нас уже не освободит! Не будет никакой победы! Немцы выиграли эту войну! Всё! Конец! Нас с тобой больше никто и никогда не защитит!

– Не говори так, дочка! Пожалуйста! – взмолилась Анна Васильевна. – У тебя есть Андрей. Он тебя очень любит. И обязательно вернётся! Дождись его!

– Андрей… – с горькой мучительной досадой прошептала Полина, поднимая к опухшим от рыданий глазам подаренное им кольцо и жадно всматриваясь в знакомые ей до миллиметра буквы. – Жив ли он ещё, тот Андрей? – грустно спросила она то ли мать, то ли себя и поцеловала кольцо разбитыми губами.

– Надо держаться, дочка, и надеяться… – задыхаясь от кома в горле, прошептала Анна Васильевна. – Что ты ещё сделаешь?..

– Что я сделаю?! – повернувшись и твёрдо посмотрев матери прямо в глаза, повторила её вопрос Полина. – Я убью их всех! – каменным шёпотом договорила она, и жгучая ненависть блеснула в её слезах.