– Извините, господин генерал-полковник… – вскакивая на дрожащие ноги и ещё больше бледнея от растерянности, прошептал Альфред.
Командующий раздражённо сжал кулаки и с размаху ударил ими по столу. Он сделал глубокий вдох, пытаясь совладать с собой, и, будто аккуратно взвешивая каждое слово, проговорил:
– Объясните мне, оберст, как можно две недели продержать в госпитале раненого русского шпиона и затем, вместо того чтобы арестовать, отпустить его на все четыре стороны с секретной картой в руках?
– По всей видимости, он был серьёзно подготовлен, господин генерал-полковник… – заикаясь затараторил Шэффер. – Вероятно, узнал о своём аресте именно в этот день, кто-то предупредил его…
– Допустим! – резко перебил Руофф. – Тогда почему была убита единственная знавшая его русская свидетельница? И каким образом партизаны с его помощью заживо сожгли в казарме целую роту? Мать твою, оберст! Роту! Как?! – неистово проорал он багровея.
Шэффер беззащитно смотрел на взбешённого генерал-полковника вытаращенными от испуга глазами и часто моргал.
– Сейчас выясняются детали всех инцидентов. Я доложу вам, как только будут результаты. По предварительной информации, имели место непрофессионализм и недисциплинированность личного состава, господин генерал-полковник, – почти шёпотом закончил он.
– Почему-то я не удивлён услышать это, когда речь заходит о вверенной вам дивизии… – горько усмехнувшись, проговорил Роуфф.
И, немного помолчав, продолжил:
– Знаете, оберст, если бы вы не были настолько безнадёжным недоумком, каким я всегда вас знал, можно было бы всерьёз подумать, что вы русский агент, и расстрелять бы к чёртовой матери. Вас спасает только то, что на вашем лице написано, что вы клинический идиот и полное ничтожество.
– А я всегда знал вас как человека, не склонного опускаться до личных оскорблений, господин генерал-полковник… – несмело попытался возразить Альфред.
– До тех пор, пока судьба не свела меня с вами, я знал себя таким же! – ядовито усмехнулся Роуфф в ответ. – Пожалуй, мне действительно не стоило нянчиться с вами, а разжаловать в рядовые ко всем чертям ещё тогда, когда при штурме этого города вы блистали чудесами военного профессионализма. Помните, а, Шэффер, как вы героически в течение нескольких часов осаждали разрушенную башню с одним-единственным малолетним сопляком внутри, который положил половину взвода из вверенного вам в то время полка и дал возможность ускользнуть в Геленджик одному русскому транспорту, доверху набитому людьми, оружием и боеприпасами? Не теми ли самыми, оберст, которыми русские отбросили нас у цементных заводов на Балке Адамовича, не позволив выйти на Сухумское шоссе?
Шэффер почувствовал, что командующий приближается к самой болезненной для него теме, и, не желая ещё сильнее распалять его гнев ненужными сейчас оправданиями, промолчал.
– Тогда, после взятия Новороссийска, мы, конечно, сильно преувеличили наши успехи, – продолжал, немного успокаиваясь, Руофф. – Путь на Кавказ казался открытым, Берлин ликовал, многие из нас были представлены к высоким наградам. Поэтому в той эйфории не хотелось вспоминать о неудачах и докладывать высшему начальству о проблемах. Надеюсь, вы не забыли, как и почему я принял решение доверить командование полком вашему смышленому подчинённому Хайнцу Краузе, а вас формально повысил до командира дивизии?
– Как это можно забыть? – тяжело вздохнул Альфред. – После продвижения на восток вы хотели оставить мою дивизию в тылу, а потом и вовсе расформировать под каким-нибудь предлогом. Такое повышение едва ли лучше оскорбления.
Генерал-полковник глубоко вздохнул и заговорил тише:
– Кто тогда мог подумать, что за всё это время мы не продвинемся ни на дюйм дальше Новороссийска? Зачем я, старый дурак, наивно надеялся, что хоть здесь-то вы не облажаетесь, Шэффер? В конце концов, можно просто стоять на месте без таких чудовищных, ничем не оправданных потерь, арестовать вражеского шпиона, о котором нам так подробно доложил мой осведомитель в штабе русских. Никогда не прощу вам этой халатности, оберст! Слышите? Никогда!
– Я не снимаю с себя ответственности, господин генерал-полковник… – виновато промямлил тот, явно начиная потеть в своём плаще, но не решаясь расстегнуть даже верхнюю пуговицу без позволения командующего. – Обстоятельства неудачно наслоились друг на друга, ситуация вышла из-под контроля…
– Перестаньте уже, наконец, молоть чепуху – вскипел Руофф. – Вы предлагаете мне спросить за бездарно погибшую роту с обстоятельств? Или подождать, пока эти обстоятельства вернут подробную карту наших позиций, по которым, окажись она в руках русских, можно будет прицельно долбить и с суши, и с моря?
– Безусловно, вы обязаны спросить с меня, господин генерал-полковник… – обречённо проговорил Шэффер, с трудом ворочая одеревеневшим языком. – Обещаю, что приму любое ваше решение. Напишу рапорт, какой скажете.