Последний рубеж

Рейс был объявлен на посадку, и небольшая группа пассажиров медленно потянулась к шлюзу. Мужчин насчитывалось не более десятка, еще столько же детей различных возрастов, и двадцать-тридцать женщин, двое из которых продолжали сотрясать воздух, действуя на нервы окружающим. Угомонить их никто не решался. Пройдя последний контроль, вся масса обыденно проследовала в автобус. Яркое солнце раскалило асфальт воздушной гавани, горячий воздух пробивался в едва заполненный салон. Пассажиры прощались со столичной агломерацией, покидая Домодедово. Здание терминала оставалось позади, автобус плавно катил мимо стоящих самолетов, больших и не очень, разноцветных и ослепительно белых — тех, что вместе с глобальными сетями связали мир воедино.

И наконец остановка! Сверкающий боинг, раскрашенный в цвета украинской символики, радушно встречал пассажиров. Коллеги подошли к трапу последними и, синхронно взглянув в московское небо, поднялись на борт.

— Чур я у окна! — как ребенок, закричал Олег, прижавшись лбом к иллюминатору.

— Эй, это мое законное место! — возразил Ярослав.

— Я на Киев посмотреть хочу! А в Донецк ты у окна полетишь.

— Да ты и вправду хохол! В Донецке темно уже будет.

Лайнер взлетел, оставляя Москву далеко внизу. С высоты казалось, что нет этому городу конца и края — автомобили, бесконечные домики… Многоэтажки возникали посреди леса, коттеджи, словно грибы, росли на землях бывших сельхозугодий. Природа и тишина проигрывали схватку с наступающей цивилизацией. Всё выше и выше, выше и выше… И вот Третий Рим, Порт пяти морей растаял в дымке.

Часть II

Глава 18

«Самолет начинает снижение, просьба пристегнуть ремни и привести спинки кресел в вертикальное состояние», — на трех доступных языках прокатилось по салону. Пассажиры оживились, стюардессы засуетились, запуская отточенный процесс. Лайнер начал маневры. За его бортом на абсолютно безоблачном небе сияло вечернее солнце. Далеко-далеко внизу под его ласковыми лучами постепенно открывались новые виды, все четче прорисовывались окрестности. И вот же он, Киев! Столица древнерусского государства, утопающая в зелени, сплошная застройка изрезана могучим Днепром и его рукавами. А вот и окрестности — Бровары, древний городок Борисполь с одноименной воздушной гаванью. Олег жадно прильнул к иллюминатору.

— Хохол, ты хоть в Киеве-то был? — насмешливо спросил Ярослав.

— В детстве, проездом, — задумчиво ответил тот.

— Эх ты…

Солнце гладило шершавую поверхность города. «Город Киев прекрасный, город счастливый. Над разлившимся Днепром, весь в зелени каштанов, весь в солнечных пятнах»[7]. Колыбель русской цивилизации — словно искусная мозаика, выложенная на древней земле. Ключевой пункт пути из варяг в греки, стольный град Киевской Руси, отобравший пальму первенства у Новгорода. Город, создавший Россию — и брошенный в итоге на ее задворках, будто бы по злой иронии оставленный на поругание и разграбление врагом извечным. Киев выпал из обоймы русского мира, перестал быть носителем его культуры. Где ты сейчас, город-сказка, город-былина? Неужели ты не грезишь о тех временах, годах, столетиях, когда ты мужал, когда рождалась и росла твоя прекрасная дерзкая дочь? Ты давал ей отцовские напутствия, а сам уходил скитаться в чужие края да далекие страны; дочь росла, расправляла мощные крылья — и теперь вы едва узнаете друг друга. Что за сны снятся тебе, прекрасный город Киев?

«Самолет совершил посадку в аэропорту Борис-поль», — наконец было объявлено по бортовому радио. Пассажиры неторопливо готовились к выходу.

— Ну вот ты и дома, Олежек, — улыбнулся Ярослав и потрепал коллегу по голове.

— Мой дом — Советский Союз!

— Ну, надеюсь, нас хорошо примут в твоей советской республике. Если уж наши погранцы косо смотрели…

— Я б сюда москалей вообще не пускал! — играя на публику, громко произнес Олег.

— Вот-вот! Наконец-то и ты свое истинное лицо стал показывать. Чувствую, на паспортный сейчас пулей надо. Иначе фиг мы куда успеем с твоими земляками.

— На рейс не успеем — следующим полетим, паспортный не пройдем — домой вернемся. Все лучше, чем в офисе торчать, — действуя попутчику на нервы, ответил Олег.

— Ты точно дурак, коллега!

Пассажиры рейса спускались по трапу, стюардессы, прощаясь, дарили им неповторимые притворные улыбки. Было жарко. Ярослав почувствовал, как горячий воздух ударил в лицо. Он снял пиджак и перекинул его через руку. Вокруг была слышна украинская речь — здесь она звучала гораздо насыщеннее, чем в зоне вылета Домодедово, словно по прилете все сменили раскладки клавиатур. Верными себе оставались те самые женщины, что еще в Москве возмущали спокойствие, и, кажется, с тех пор так и не прекращали своего бурного и несвязного диалога.

— Олежек, у меня весьма стойкое ощущение, что россиян вокруг нас уже нет. Вернее, вокруг меня, — усмехнулся Ярослав.

— Вон, у стоечки пошутите. Про Крым, например, а? — парировал Олег, тыча пальцем в направлении паспортного контроля.