Последний рубеж

Харднетт сочувственно покивал, а потом зачем-то сказал:

— На Кунаре две недели назад торговый представитель «Замзам Корпорации» умер от тропической лихорадки.

— Да?.. И что?

— Да ничего. Аборигены руководству местной Экспедиции докладывать не стали, сами похоронили.

— Умные, что ли?

— Получается. Мало того, они вместе с ним еще и двух младших менеджеров похоронили.

— А с этими что? Тоже от лихорадки скопытились?

— Нет. Этих живьем похоронили.

— Как это?

— Ну как. Поймали, связали, ступни отрубили и кинули в могилу к боссу.

— Вот дикари! — не то возмутился, не то восхитился Колб. И тут же затянулся.

— Принято у них так, — пояснил Харднетт. — Хозяин умирает — челядь тоже отправляют на тот свет.

— Чтоб и там лизали?

— Вроде того…

— А ступни — это зачем?

— Полагаю, чтоб не сбежали с того света на этот.

— Дикари, — подытожил Колб и вдруг вскрикнул: — Ох, е-мое! — Сигарета догорела до фильтра и обожгла ему пальцы.

— Они в могилу и все оборудование, которое в офисе имелось, сбросили, — добавил Харднетт. — Удружили, короче.

— А как узнали?

— Там у них девчушка работала по связям с общественностью. Умудрилась сбежать.

— По связям с общественностью, говорите? — понимающе хмыкнул Колб.

Харднетт, давая понять, что понимает намек начштаба, улыбнулся:

— Ну да — с общественностью.

— И что решили?

— Еще не решили. Заседание Комиссии через десять дней.

— И все будет как всегда? — спросил Колб и поежился, будто от холода, хотя горячий пот по-прежнему заливал ему глаза.

Полковник не успел ответить — попавшей в мышеловку крысой заверещал анализатор.

— Ну и что там у нас? — первым полез к прибору начштаба.

Харднетт аккуратно оттеснил его плечом и, считав с дисплея результаты анализа, объявил:

— Это кровь Воленхейма.

— Точно? — зачем-то спросил Колб.

— Точнее не бывает. Группа крови — АБ. Резус-фактор — плюс. Мутация известного нам гена — плюс-минус. Полное совпадение с данными Курта Воленхейма. У Арнарди — группа Б и мутация плюс-плюс.

— Помните на память? — удивился Колб.

— Помню, — заверил Харднетт. — Я много чего помню. Даже свое имя.

Пропустив колкость мимо ушей, начальник штаба спросил:

— Выходит, это Арнарди замочил Воленхейма и спер раймондий?

— Все же напираете на то, что было убийство. Где тогда тело?

Колб опять проверил наличие кадыка, после чего выдал:

— А допустим, Арнарди его с собой забрал или закопал где-то.

— Ну, давайте допустим, — согласился Харднетт и стал рассуждать: — Допустим, убил. Допустим, забрал или там закопал. Допустим, табличку написал. Но вопрос все тот же: кто тогда пульт мортиры лапал?

— Черт, забыл! — Колб несколько раз стукнул себя по голове кулаком. — Мозги кипят. Не, ну а как иначе?

— Пока не знаю. Плохо, что связи нет. Пробили бы «пальчики» и определились бы: кто, за что и после кого хватался. Картина бы хоть немного прояснилась.

— Что поделать, — вздохнул Колб, — Долина Молчания мать ее за ногу!

Произнес он это так, будто лично был повинен в том, что Долина Молчания является Долиной Молчания.

— Вот то-то и оно, что Долина Молчания, — сказал Харднетт. — Поэтому с уверенностью могу сказать только одно: кровь, что обнаружена внутри вездехода, принадлежит Курту Воленхейму.

— Это что же у нас получается? Арнарди его не убивал, но кровь… Кровь — вот она. Значит, он его ранил?

— Все может быть. Может, Арнарди его ранил, а может, Воленхейм в носу ковырялся и сам себе там все расцарапал до крови.

— Столько кровищи из носа?

— Я для примера.

Начальник штаба какое-то время молчал, потом вдруг оживился, сполз вниз и начал изображать, как оно все, на его взгляд, могло случиться.

— Вот представьте, господин полковник. Идет между ними ругань. Воленхейм там, наверху, с винтовкой, Арнарди здесь, внизу, с «Вороном». Есть у него такой. Наградной. Ну и вот. Тот там, а этот тут. Расплевались и ну засаживать друг по другу.

— Мы ни одной гильзы формата СН не нашли, — напомнил Харднетт. — Тут кругом только семь шестьдесят два на пятьдесят один. Двести процентов — Арнарди из своего «Ворона» не стрелял.

— А может, он гильзы подобрал?

— Так тщательно прибрался? Это ночью-то и впопыхах?

— Ну и что, что впопыхах? Запросто.

Харднетт покачал головой:

— Смеетесь?

— Ладно, пусть не стрелял, — нехотя согласился Колб. И тут же выдвинул новую версию: — Значит, нож метнул. У него десантный был. Я лично видел. Во-о-от такой вот здоровенный тесак.

Начальник штаба показал руками длину ножа.

— Ну и что дальше? — спросил Харднетт.

— А дальше вот так. — Колб встал в боевую стойку и изобразил, будто выхватывает и кидает нож. — Метнул и ранил Воленхейма.

— А тот?

— А тот, истекая кровью, продолжил по нему палить из восемьдесят шестой.

— И что — промазал?

— Почему промазал? Как можно промазать самонаводящимися?

— Вот и я о том же. Нельзя промазать. Но там, внизу, крови-то нет. А судя по количеству выпущенных пуль, должно быть море крови. Насчет моря вру, конечно, но литров шесть — точно.

— Вот черт! — Колб растерянно развел руками. — Ну давайте поищем ее, что ли. Может, в грунт впиталась? Не по пустому же месту он стрелял.

— Не стоит искать. Бесполезно.

— Почему?