Читаем Последний самурай полностью

Моя мать однажды позвонила, а ей там всё твердили Да и Я слышу вас, что было бы утешительно, если бы она беспокоилась, не слишком ли тихо говорит.

И моя мать сказала

Вы курите?

А самаритянин сказал

Что-что?

И моя мать сказала

Вы курите?

А самаритянин сказал

Нет

И моя мать сказала

Зря. Человеку нужно чем-нибудь заниматься.

И самаритянин сказал

Что-что?

А моя мать сказала

Ничего страшного. Это же ваша жизнь. Хотите выбросить ее на помойку — ваше дело.

И тут у нее закончились десятипенсовики.

Я сказал

Это ваша жизнь, но хорошо бы дать ей шанс. Вы же знаете, как Джонатан Гловер говорил.

Он сказал

Нет, как говорил Джонатан Гловер? И кто такой Джонатан Гловер?

Я сказал

Джонатан Гловер — современный утилитарист, автор «Вызывая смерть и спасая жизнь»[143]. Он говорит, что, прежде чем совершить самоубийство, надо сменить работу, бросить жену, уехать из страны.

Я сказал

Вам поможет сменить работу, бросить жену с детьми, уехать из страны?

Он сказал

Нет. Чуток помогло бы не прикидываться все время. Но куда ни поеду, везде то же самое. Я раньше думал, хорошо бы перед смертью увидеть Гималаи. Думал, хорошо бы увидеть Огненную Землю. Южный Тихий океан — говорят, там красиво. Но куда ни попадаю, везде вижу, как ребенка забивают до смерти прикладом, а солдаты смеются. И никак этого из головы не выбросишь.

Он поглядел на свой стакан.

Он сказал

Вылечи ее.Ты можешь исцелить болящий разум,Из памяти с корнями вырвать скорбь,Стереть в мозгу начертанную смутуИ сладостным каким-нибудь дурманомОчистить грудь от пагубного груза,Давящего на сердце?

Он сказал

Здесь больнойЛишь сам себе находит врачеванье[144].

И подпер голову рукой.

Он сказал

Красивая история.

Он сказал

Мир был бы красив, если б злодеяния терзали только тех, кто их свершил. Хочешь еще колы?

Я спросил, нельзя ли лучше апельсинового соку.

Он со стаканом подошел к холодильнику. Вернулся со стаканом и банкой колы.

Он сказал

Я не говорю, что жене не было трудно. Ей пришлось за все отвечать. Писать кучу писем людям, от которых было мало проку. Жить дальше ради детей.

Я сказал

Она хочет умереть?

Он сказал Вряд ли.

После паузы он сказал

Она сильно изменилась. Стала меньше

Он сказал

Или больше

Он сказал

Она стала

Он сказал

Она многому научилась. Организовала успешную кампанию, ну то есть кампанию, которая была успешна как кампания, широкая поддержка, куча людей давали деньги, когда она просила, ходили на марши, когда она объявляла, что будет марш, писали своим представителям в парламенте, когда она всем велела писать в парламент. Она слала письма, а газеты их публиковали и освещали марши, когда были марши, и у нее регулярно брали интервью на радио и по телевидению. Такие вещи, понимаешь ли, не случаются сами. И когда они происходят, уверяешься, что способен их устроить.

Он сказал Хочешь еще колы?

Я сказал давайте.

Он принес стакан. Сказал Извини, колы больше нет, я апельсиновый сок принес.

Он сказал

И когда я вот так сбежал, это несколько подпортило кампанию. Переговоры, оказывается, дошли до стадии, когда появилась надежда, — во всяком случае, жена считает, что положение было многообещающее, а я своим побегом мог все поставить под удар. Эта моя забубенность ее раздражает, она думает, мне просто повезло, а вот если бы кампания помогла, тогда, она считает, было бы не просто везение. Не то чтобы это сильно раздражает, так, по мелочи, но мне пришлось скрывать, как я рад снова увидеть нашу собаку. Пес едва не рехнулся, когда я вошел, и я чуть не или, кажется, даже разрыдался, хотя он ведь особо не учился выступать в газетах и в кампанию не вкладывался, ничего такого. То есть жена моя, да и все они пять лет провели, добиваясь каких-то сдвигов, преодолевая неудачи, а я пять лет просто…

Он сказал

И, понятно, когда пес умер

Он сказал

Ладно, это дело прошлое. Тебе скучно, мне скучно, тебе скучно, а если нет, станет скучно, если столько же об этом думать

Я сказал

Вы читали эту книжку Грэма Грина?

Он сказал

Какую книжку Грэма Грина?

Я сказал

Где он убивает жену из милосердия, а потом его мучают воспоминания, а потом он теряет память при взрыве[145].

Он сказал

А, эту. Ты читал Грэма Грина?

Я сказал

Только эту и еще «Путешествия с моей тетушкой». «Путешествия с тетушкой» мне больше понравились. А моя мать прочла вот эту и подумала: точно, амнезия. И она пыталась биться головой об стены, но даже вырубить себя не смогла, а потом вспомнила, что ее однажды сбила машина и она все помнила, когда пришла в себя. Тогда она прочла кучу статей про амнезию, но они не очень помогли. Тогда она подумала: Может, к гипнотизеру? Все вечно ходят к гипнотизерам и вспоминают всякое забытое из детства или из предыдущей жизни, когда они были Клеопатрой, — наверняка можно и наоборот.

Он сказал

Блеск. Приходишь к врачу развалиной в нервном истощении, уходишь Клеопатрой, царицей Египетской.

Я сказал

И она позвонила «Самаритянам».

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза