Читаем Последний самурай полностью

Он сказал

А они что?

Я сказал

Сказали, что ничего не знают. Тогда она обзвонила кучу гипнотизеров, и все сказали, что это нездоровый подход + гипноз как психотерапевтический инструмент предназначен для того, чтобы люди взглянули тому и сему в лицо, + ни один порядочный гипнотизер даже не подумает, и моя мать сказала ладно, а если непорядочный? Скажем, она найдет подпольного гипнотизера, который совокупляется с бесчувственным телом клиентки, тырит ее кредитки и банкоматные карточки, спрашивает ПИН-коды, лямзит жемчуга, которые ей подарили на 18-летие, — такой гипнотизер сумеет заставить ее забыть все, что с ней случилось за последние 10 лет?

Он сказал

А они что?

Я сказал

Бросили трубку.

Он сказал

И что дальше?

Я сказал

Она попыталась покончить с собой.

Он сказал

Тяжело тебе, наверное, пришлось.

Я сказал

А, это еще до меня было. По-моему, она жалеет, когда люди говорят что-нибудь дурацкое, но теперь у нее есть я, и она считает, что безответственно… ой, простите.

Он сказал

Ничего. Все так считают. Я, знаешь ли, книжку все же написал. Написал книжку, дал кучу интервью, автографы раздавал — забавно, что люди покупают.

Он встал, прошелся туда-сюда. Подошел к окну и сказал

Какой прекрасный день!

Он сказал

Как думаешь, продажи взлетят?

Я сказал, что, во всяком случае, подорожают экземпляры с автографом. Он сказал, что да, это он сглупил, надо было сообразить, но все равно он раздал авторские главным участникам кампании.

Я все переживал, что сказал, как моя мать считает это безответственным, и собрался уже объяснить, что ситуации бывают разные, у меня же нет отца, но тут вспомнил, что сказал, будто он мой отец и есть. Тогда я подумал, что можно, пожалуй, сказать: Ну, я рос без отца, и ничего, то есть вряд ли мне было бы лучше, если б кто-то пережил десять лет ужаса, только чтобы быть рядом. И вдруг я подумал, я вдруг подумал, что вот в эту самую минуту Сибилла сидит дома и учит Маленького Принца. А вдруг в эту самую минуту она достала флакон с таблетками и сказала, что, раз нельзя быть человеком без прошлого, она лучше станет человеком без будущего, а Маленький Принц ей на это сказал Ну нормально, вперед?

Он все стоял у окна. На подоконнике четыре фиалки; он пальцем гладил мохнатый листик. И насвистывал себе под нос.

Я его плохо описал или вообще забыл. Он, в общем, был прав, со временем становилось скучно, но, с другой стороны, вообще-то, было не важно, что именно он говорит. Видно было, что он способен в человеке, видевшем в четыре года, как всех мужчин в его семье выстроили и пристрелили, а всех женщин изнасиловали и пристрелили, пробудить желание играть в шахматы. Когда ты с ним, хотелось и дальше быть с ним, что бы он ни говорил. Если ты шутил, а он смеялся, хотелось десять раз пройтись колесом. Я хотел, чтобы он был рядом десять лет или хотя бы пять, пусть он даже из тех родителей, которые ставят рамки, пусть даже трудно вообразить, как жизнь с ним допускает изучение греческого в разумном возрасте, пусть даже мальчик и девочка наверняка смотрят «Улицу Сезам», а он, наверное, считает, что это примерно их уровень. И я подумал: А вдруг он расхочет?

Потом я подумал: А вдруг Сибилла рассказала Маленькому Принцу, что же она хочет забыть? Когда я спрашивал, она всегда отвечала Да не важно или Ну, вообще-то, непонятно, на что я жалуюсь, меня же все-таки не пытали. Хоть об этом мне хватило ума не поминать. Я подумал: Я хочу, чтоб он попробовал все преодолеть, чтоб я и дальше с ним виделся. Я подумал, что хотеть такого — слабость и трусость, и слабость и трусость — хотеть, чтобы Маленький Принц сказал подожди еще немножко, а раз я слабак и трус, значит я и впрямь сын своего отца. Но я не мог сказать давай, вперед.

Я сказал

Может, дадите шанс Оскару Уайльду?

Он сказал

Что?

Я сказал

Можем посмотреть «Как важно быть серьезным». Я сбегаю в «Блокбастер» и возьму.

Он сказал

Да ладно.

Потом сказал

Ну ладно.

Я вышел через переднюю дверь. Карточка видеопроката жила у меня в кармане, потому что Сибилла вечно все теряет, и у меня было £ 1,50. Я бегом бежал до самого «Блокбастера» — мало ли, вдруг бы он решил выпить таблетки до моего возвращения.

В зале «Блокбастера» все было иначе, не как в том, куда ходили мы, и я не сразу нашел кассету. У них были «Семь самураев», но там столько народу твердит, что лучше смерть, чем неминуемое горе, что я решил не рисковать. У них был «Эйс Вентура: Розыск домашних животных»[146], который я давно хотел посмотреть, а Сибилла отказывалась брать; я, впрочем, подозревал, что «Эйс Вентура» будет не так действен, как Уайлд. Наконец я его нашел. Пришлось долго спорить с девицей на кассе, потому что у нас карта другого отделения.

Я сказал

Прошу вас. Мне она очень нужна. Это вопрос жизни и смерти.

Она сказала

Не перебарщивай.

Я сказал

Нет правда это для человека который хочет покончить с собой его держали в заложниках и пытали и его это мучает и я подумал что вдруг ну вдруг «Как важно быть серьезным» поможет потому что когда моя мать грустит Уайльд ее утешает.

Она сказала

Правда, что ли?

Я сказал

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза