Последний самурай

Потом они отправились в город завтракать. Поболтали о том о сем, время от времени персонаж отмечал, что связан по рукам и ногам, а Рыж Дьявлин соглашался, что персонаж и впрямь связан. В 9:00 тот внезапно вспомнил, почему на весь день отпустил шофера. Он засмеялся и высказал Рыжу Дьявлину много такого, что впоследствии, излагая эту историю в «Моей крупнейшей ошибке», предоставил читателям воображать самостоятельно. Потом звякнул секретарше по мобильному и сказал, что отравился и на совещания не попадет. Он дал отбой и (как он поведал в «Моей крупнейшей ошибке») высказал Рыжу Дьявлину еще такого, от чего буквально сворачивались в трубочку уши. Отметил, что Рыж Дьявлин ни шиша не смыслит в бизнесе, и Рыж Дьявлин подтвердил, что ни шиша не смыслит. Персонаж сказал Я связан по рукам и ногам, и Рыж Дьявлин сказал Вы связаны по рукам и ногам.

Они погуляли по городу. Вдоль набережной был парапет, и променад, и внизу какие-то камни, и узкий газон. Они вернулись на поле и увидели матерей с малышами; они сходили пообедать, а когда снова пришли, мальчишки играли в футбол. Персонаж сказал, что поздно отступать. Рыж Дьявлин согласился, что отступать поздно. И хотя отступать было поздно, поле перекопали гораздо скромнее, чем изначально планировалось, и бизнесмен, хоть и понимал, что он дурак такой, растакой и разэтакий, отменил строительство супермаркета и усовершенствовал поле, добавив только футбольные ворота, качели и горки. Потом он изредка выпивал с Рыжем Дьявлином, вспоминал Уэльс и по старой памяти сворачивал слушателям уши в трубочку.

Я вспомнил эту историю и вспомнил истории о других знакомых Рыжа Дьявлина, на редкость неприятных. Была одна темная история, которую толком никто не знал, всплыли только некоторые детали, когда главный ее герой всплыл в бангкокском канале со смертельным ножевым ранением, и была история о владельце ковровой фабрики в Пакистане — он гордился качеством своих ковров и естественно сожалел однако такого качества не добиться если не использовать детский труд он обычный предприниматель связан по рукам и ногам, и все же в один прекрасный день он отказался от деловых привычек, которые лелеял всю жизнь.

У меня осталась последняя картошина, и тут мне показалось, будто я знаю, что сказать.

Я сказал: Что, если человек делает что-то ужасное, потому что все это делают или по крайней мере некоторые, а потом бросает, хотя все это делают и опасно бросать? Это разве не блистательно прекрасно?

Он сказал: Допустим.

Я сказал: Но вы же постоянно такое видите? Или увидели бы, если б захотели? Я думал

Я не знал, что сказать дальше, неловко было заговаривать обо всех сумасбродствах, которые совершали люди, поговорив с Рыжем Дьявлином.

Рыж Дьявлин не ответил. Посмотрел на меня, посмотрел на двух или трех людей, проходивших мимо, посмотрел в землю. Через некоторое время он сказал Мне нужно только рот открыть Он сказал

Я так думал пока сидел я думал надо выбираться потому что иначе…

Он некоторое время шагал молча, а потом сказал… а потом я выбрался и понял, что все и думали, будто ждут, как я…

Он вдруг остановился посреди тротуара. Посмотрел на меня и сказал:

Сезам, откройся.

Я сказал Что?

Он сказал Сезам, откройся. Вот он я, наконец-то вернулся, и я скажу Сезам, откройся, чтобы люди, которые делали, что должны, потому что все мы должны делать, что должны, потому что все ждут, что кто-нибудь скажет Сезам, откройся, а это не всякий может сказать, и вот он я, и я говорю, и им можно бросить

Я сказал: Я в том смысле, что есть возможность Он сказал: Что люди услышат волшебные слова и что-нибудь сделают? Или чудесным образом что-то сделают без никаких волшебных слов?

Я сказал: Так нечестно. Допустим, ты родился в обществе Он сказал: Большинство людей Я сказал: В рабовладельческом обществе Он сказал: Общество рабов Я сказал: Я просто в том смысле

Он сказал: Злой Самаритянин мне нравился больше. Но Добрый Самаритянин, наверное, крепче спит.

Мы опять свернули на его улицу, и теперь он говорил со мной терпеливо. Раньше он говорил то, что хотел сказать, а теперь то, чего говорить особо не хотел, но решил, что от этого я буду спать крепче. Он терпеливо сказал

Ты не понимаешь. Дело не в том, на что честно рассчитывать. Некоторые делают то, что делают, потому что так делают все, и их не тошнит от того, что все так делают, раз-другой им покажется, будто они в ловушке, но в основном им так лучше. Если кто-то произнесет волшебные слова, люди ненадолго проснутся, а потом опять заснут. Ты считаешь, меня должно перестать тошнить, когда кто-то что-то делает, услышав волшебные слова, но вопрос не в долженствовании, вопрос в том, что на самом деле. На самом деле тошнить не перестает. Не желает. Оно не желает переставать, и поэтому я больше не могу говорить волшебные слова, я просто смотрю на людей. Иногда смотрю и думаю Чего ты ждешь, а иногда смотрю и спрашиваю Чего ты ждешь.