Читаем Последний самурай полностью

А ты знаешь, что в переводе Э. В. Рью[90] Одиссей обращается к товарищам «парни»? сказала Сиб.

Ты, кажется, говорила, сказал я.

Вот эти субтитры, сказала Сиб, столь же уважительно пятятся от настоящих реплик. Я постараюсь об этом не думать. Хорошо, правда, что почти ничего важного это не портит, ты посмотри, как Миягути стоит безмолвно в дверях, он как великий актер немого кино, я даже не знаю, сколько у Кюдзо РЕПЛИК, но реплики тут вообще ни при чем. А ты долго разбирался, что они говорят?

Я сказал, что не помню. Как-то раз целый день разбирал одну сцену, дальше пошло легче.

Ну, вот эту сцену ты сколько раз смотрел сказала Сиб

+ я сказал не знаю, немного, раз 50

Мандзо уже вернулся в деревню обрезать Сино волосы. Тогда она будет похожа на мальчика, и самураи на нее даже не взглянут. Так себе маскировка. На Сино Сибилла заскучала; выключила кассету и сказала, что надо работать.

Она включила компьютер и принялась набивать текст из «Жизни в трейлере: практическое руководство», 1982 год. Рикити х 5. Такое лицо всегда бывает у людей, совершивших ужасную ошибку.

Может, она ждет моего дня рождения — всего день осталось ждать. Или можно притвориться, будто я внезапно постиг изъяны лорда Лейтона и лорда Лейтона — писателя, который, похоже, и сочинил эту журнальную статью.

Если обмолвиться про «Лунную сонату», или «Вчера», или драпировки, она меня раскусит как пить дать, но я, допустим, скажу: проблема в том, что они классицисты, а не классики, они гонятся не за правдой и красотой как таковыми, но поскольку те явлены в великих произведениях прошлого. Сложнее, конечно, прикинуться, будто я узрел эти недочеты с позиций милосердия, но, может, она не заметит.

Я взял открытку и принялся сверлить ее взглядом, будто у меня внезапное озарение. Вообще-то, и впрямь слишком много тряпок летает. Осталось ненароком отметить избыточность этих летучих тканей, выказав при этом не только жалость к законопреступнику, но и милосердие превыше жалости.

«ЖИЗНЬ В ТРЕЙЛЕРЕ: ПРАКТИЧЕСКОЕ РУКОВОДСТВО», сказала Сибилла. Что такого практического в трейлерах и почему, господи боже, со словом «практический» занятие привлекательнее, я что, опять в абсолютном меньшинстве? «Жизнь в трейлере: непрактичное руководство». «Гребля: непрактичное руководство». «Непрактичное вязание». Я бы купила любую из перечисленных, а меня ни капли не волнует вязание, гребля или, упаси боже, трейлеры.

Я снова развернул журнальную статью. Это позаковыристее. «Лунная соната», сказал я себе. «Вчера». Я снова прочел, пытаясь разглядеть то, что разглядела она.

Ужас! Ужас![91] сказала Сибилла.

Печатала она минут 5. За сегодняшний день заработано ок. £ 1,35.

Если я ее отвлеку, она, скорее всего, не передумает, а пойдет смотреть «Семь самураев» дальше.

Я ушел наверх. Она и головы не повернула.

Обыскал ее комнату сверху донизу, но конверта не нашел.

У меня сегодня день рождения. Сибилла ничего не рассказала. Я думал, может, расскажет, когда я открою подарки, но нет.

Я сказал: Мне кажется, проблема лорда Лейтона в том, что он классицист, а не классик, он гонится не за правдой и красотой как таковыми, но поскольку те явлены в великих произведениях прошлого. И у автора статьи в журнале похожая проблема.

Хмм сказала Сибилла.

Я боялся, она спросит, чем именно похожая, и поспешно добавил:

Я зря сказал, что кассета фигня. Он заслуживает нашей жалости.

Сибилла, кажется, еле сдерживала смех.

Я сказал: Ну что мне еще сказать?

Она сказала: Ты не там ищешь.

Я сказал: Я просто хочу знать, кто он.

Она сказала: То есть что, тебе все равно, какой он? Ты прочел сотни книжек про путешествия. Назови худшую.

Мне даже задумываться не пришлось.

Вэл Питерс, сказал я.

У него был роман с одноногой камбоджийской девушкой, и он написал книжку про Камбоджу и про девушку и про культю, лирически вспоминал разрушенные деревни и оттяпанную ногу. Я в жизни не читал ничего хуже. Но он не плохой писатель — мне, конечно, было только восемь лет, но я понимал, что писатель он неплохой.

Она сказала: Вот если это он, ты все равно хочешь знать?

Я сказал: Так это он?

Она сказала: ВЭЛ ПИТЕРС! Ну еще бы, он же натуральный Дон Жуан.

Я сказал: Ну так кто он?

Она сказала: Ты не хочешь знать. Почему ты не веришь мне на слово?

Я сказал: Потому что ты в абсолютном меньшинстве.

Сибилла сказала: Ну, пусть бы и так. Можно твою подарочную книжку по аэродинамике глянуть?

и, не дожидаясь ответа, взяла ее со стола, открыла, стала читать и разулыбалась.

Так себе сюрприз. Сиб нашла эту книжку в «Диллонз» на Гауэр-стрит и, прочтя страницы три, рассмеялась и зашагала туда-сюда, твердя ГУСТАЯ ПЕРЬЕВАЯ МАНТИЯ, а остальные три покупателя разбегались во все стороны. ПРИНЯВ ПТИЧЬЕ ТЕЛО ЗА ШАР РАДИУСОМ 5 СМ, сказала Сиб, я и не знала, что аэродинамика — это так весело, и, пребывая под впечатлением, будто все в «Диллонзе» тоже захотят оценить шутку, сказала Ты послушай пример:

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза