– Не трудитесь, – снова улыбнулась Полин. – Я в России давно и хорошо понимаю, хотя говорю не так отлично. Я начинала в таких местах, какие вам, наверное, даже не спались… То есть не снились. Здесь – просто курорт, если вы понимаете, о чем я.
Павел с тоской подумал о том, что за питерскими сирыми и убогими присматривает чужестранка. Она могла бы спокойно сидеть дома, есть гамбургеры и смотреть телевизор, но Полин Драммонд почему-то предпочла приехать в далекую Россию, где далеко не каждый оценит ее самопожертвование по достоинству. Что могло заставить эту женщину так поступить? Кобзев не смог удержаться от психоанализа, хотя и обещал себе этого не делать. Полин Драммонд была некрасива, но никто не назвал бы ее уродиной: полная, даже дебелая, слегка за сорок. Светлые волосы не красит, поэтому видны седые пряди. Стрижется, видимо, нечасто. Никакой косметики на лице, зато часто появляется улыбка, открывающая хорошие зубы натурального, желтовато-белого цвета. На пальце нет кольца, но Павел и без того мог бы поклясться, что Полин не замужем. Хорошая, одинокая женщина с нерастраченным чувством любви и нежности, дарящая его людям, которые в нем нуждаются.
– Что я могу для вас сделать? – поинтересовалась тем временем женщина. – Ищете кого-то?
– Да вот, хочу выяснить, знаком ли вам человек по имени Олег Ракитин?
– Ракитин… Олег… Знаете, мне нужно свериться с листами… списками то есть, – неуверенно пробормотала американка.
– Вы всех записываете?
– Это обязательное условие: мы не прячем у себя тех, кто скрывается от закона.
– Вы верите этим людям на слово? – недоверчиво спросил Кобзев.
– Нет, что вы! Они обычно пред… показывают ID.
– Паспорт?
– Любой документ, в котором есть имя и фото. Мы запускаем их в листы («заносим в списки», перевел машинально Павел), чтобы знать.
Они прошли в помещение. Ночлежка показалась Кобзеву довольно уютным местом: было очевидно, что Полин немало потрудилась, чтобы на маленькие деньги создать здесь некое подобие дома для нуждающихся в крыше над головой. Полин достала из письменного стола внушительного вида папку и принялась листать ее.
– Нет, – покачала она головой через несколько минут. – Ракитина нет.
– А у вас здесь сведения какой давности? – поинтересовался Павел.
– Вы правы! – воскликнула женщина. – Посмотрим в других.
Достав еще несколько папок, Полин бегло, как человек, привычный к такого рода делам, просмотрела все.
– Вот! – сказала она, разворачивая последнюю папку к Кобзеву. – Олег Ракитин. Был тут раз, два… одиннадцать. Мы предоставляем постель, питание, возможность помыться и привести себя в порядок. В сдачу… взамен наши «гости» помогают с уборкой территории и делают мелкие поручения.
Кобзев внимательно пролистал папку и записал все даты, когда Ракитин приходил в ночлежку. На папке стояли даты, и он увидел, что в последний раз мужчина был здесь несколько месяцев назад, хотя раньше, судя по записям, заходил чаще. Значит, внезапно перестал нуждаться в жилье и пище?
– Вы не в курсе, почему Ракитин перестал приходить в приют? – спросил психиатр у терпеливо ожидавшей американки.
Она только пожала плечами.
– Мы никого не держим, – ответила она. – Люди приходят и уходят. Мы не спрашиваем, откуда они пришли и куда идут – это не входит в наш бизнес. (Не наше это дело, другими словами!)
– Скажите, Полин, а могу я поговорить с кем-нибудь, кто лично знал Ракитина?
Она задумалась. Потом начала снова просматривать папки.
– Тут одно имя встречается вместе с этим человеком, – заметила она, указывая пальцем в нужные строчки. – Может, если они находились здесь в одно и то же время, то смешивались (общались)?
Павел подумал, что Полин вполне могла бы стать частным детективом, так быстро она сообразила, что нужно искать.
– А он сейчас здесь?
Женщина снова вернулась к изучению документов. Раскрыв первую папку, где, очевидно, отмечались и сегодняшние «гости», она сказала:
– Вот, Георгий Лазарев, сегодня пришел в восемь утра. Не уходил. Значит, либо спит, либо где-то на территории работает. Поискать его?
– Сделайте одолжение.
Полин удалилась и появилась минут через десять в сопровождении невысокого юркого мужичка лет пятидесяти, хотя ему вполне могло быть и меньше, ведь ничто не старит человека так, как жизнь на улице. Глаза у мужичка бегали, словно он чего-то опасался, но это вполне нормально: как старые уличные дворняги, бездомные обычно не ждут ничего хорошего от тех, кто считает себя добропорядочными гражданами.
– Я ничего плохого не делал! – заявил Георгий Лазарев, прежде чем Кобзев успел открыть рот. – Меня оговорили. Сумка эта лежала на газоне, из нее все документы вытащили и деньги, а сама сумка хорошая, дорогая. Чего, спрашивается, добру пропадать? Мне вообще в жизни не везет, всегда не везло…
– Да погодите вы! – прервал его Павел, поняв, что сейчас начнется длинная жалостливая история о «тяжелом детстве и деревянных игрушках». – Не о вас речь, Георгий. Мне нужно поговорить об Олеге Ракитине.