Из группы, которой командует полковник Ифтоде, нам сообщили, что сегодня вечером, около семнадцати тридцати, машина марки «таунус», голубого цвета, с иностранным номером, отправится от отеля «Лидо» в направлении озера Снагов и наверняка остановится у ресторана на берегу озера. За рулем будет сидеть иностранец, имя которого вам удалось узнать совсем неожиданно.
— Джон Бертран! — воскликнул Фрунзэ, — Из триста четвертого номера?
Полковник утвердительно кивнул:
— Браво, капитан, у тебя хорошая память!
— Конечно, в сопровождении Эвелин Стайрон из триста пятого номера! — ликовал Фрунзэ.
Панаит в течение нескольких секунд с укоризной глядел на своего сотрудника, пытаясь умерить его пыл.
— А вот этого мы еще не знаем! — сказал он. — Вернемся к голубому «таунусу». По-моему, мы должны действовать так…
Солнце медленно уходило за горизонт, словно и оно разомлело от жары. Дали, приготовившиеся его поглотить, стали оранжевыми, затем калено-желтыми. Джон Бертран с восхищением наблюдал за заходом солнца с террасы ресторана «Снагов». Справа от него сидела молодая женщина Эвелин Стайрон. Она настороженно следила за ним насмешливыми глазами. Романтические и поэтические чувства «старика Джона» она находила старомодными, и это ее забавляло. «Красиво здесь, — думала она, — ничего не скажешь, но впадать в экстаз не резон! Вот закат на море — это совсем другое!» Со скучающей миной она взяла со стола бокал охлажденного шампанского и поднесла к губам. Наслаждаясь ароматом вина, она отпила глоток.
Прозаический жест спутницы вывел Бертрана из состояния блаженства. Он посмотрел на Эвелин, нисколько не рассердившись, с тем пониманием и мудростью, которые свойственны его возрасту. Старик заговорил шепотом, словно собирался поведать ей свои самые потаенные мысли:
— Меня волнует не столько сам закат, сколько сумерки. Посмотрите, дорогая, эти тени, которые бесшумно отделяются от неба и лениво, мягко вытягиваются над лесом и зеркалом озера…
Он говорил по-английски, и его безукоризненное произношение вызывало особое уважение собеседницы. Однако Эвелин все-таки не смогла удержаться, чтобы не заметить иронически:
— Уж не писали ли вы, дорогой Джон, в молодости стихи?
Бертран повеселел. Ответил не сразу. Сначала поднял бокал шампанского и выпил залпом. Он знал, что скоро придется сесть за руль «таунуса», но отказать себе в удовольствии не смог. Поставив бокал, он обратился к спутнице:
— Действительно, в молодости я писал стихи. Но публиковал их только в лицейском журнале… — Воспоминание о далеком детстве его развеселило. — Знаю, дорогая моя, что вы думаете в данный момент обо мне. Что я смешон… Не так ли?
Эвелин не стала его щадить:
— Как раз об этом я и подумала!
— Ах, какое странное ваше поколение! — воскликнул Бертран с досадой.
— Оставьте мое поколение в покое. — Она открыла сумочку и вынула оттуда пудреницу. — Без моего поколения вам никак не обойтись, — добавила она, разглядывая себя в зеркальце.
Бертран отозвался примирительно:
— Что правда, то правда! — Он посмотрел на часы. — Жаль, что я должен вас покинуть. — Он бросил томный взгляд в сторону озера и прошептал: — Как приятно в такой час совершить прогулку на лодке!
Бертран внимательно осмотрелся вокруг. Накрытые столики ожидали клиентов, а на небольшом возвышении, метрах в двадцати от их столика, появились музыканты. Они медленными, усталыми движениями вынимали из футляров инструменты.
— Я пойду, — объявил Бертран. — Вы запомнили, что вам надо делать?
Эвелин кивнула. Ее спутник сделал знак официанту, и тот немедленно принес на тарелке счет. Бертран расплатился.
— Спасибо! — поблагодарил официант щедрого англичанина, который оставил на чай банкноту в десять лей.
— Будьте внимательны, — шепотом наставлял Бертран свою спутницу. — Если увидите, что кто-нибудь из зала пойдет за мной, поднимайтесь и вы…
Эвелин и на этот раз не удержалась от насмешливого тона:
— Неужто все старики брюзгливы, как вы?
— В пятьдесят восемь мужчина считается еще молодым! — Ответ сопровождался улыбкой превосходства на его лице, которая, однако, свидетельствовала, что человек трезво оценивает свои физические и интеллектуальные возможности. — Я пошел…
— О’кей, Джон! — напутствовала она.
Бертран направился к двери, которая вела в туалет. Как только он скрылся из виду, Эвелин внимательно и вместе с тем очень сдержанно осмотрела соседние столики. Никто из немногочисленных посетителей, находившихся в этот час на террасе ресторана, не пошел вслед за ее спутником. Она посмотрела на часы: ровно через десять минут ей надлежало покинуть ресторан.