Последний штурм — Севастополь

Более того, к началу Крымской войны уже обозначился переход крепостей из ранга бывших «твердынь и опор государства», в «…разряд складочных пунктов, мест заключения и даже просто памятников военно-инженерного зодчества».^{589} Соответственно, постепенно и сама тактика крепостной воины все более и более принимала формы и методы войны полевой, еще только зарождающейся, становясь предвестниками грядущих Верденов, Сомм, Пиров и других мест массового истребления людей.

Военным исследователям второй половины XIX в. пришлось вновь повернуться лицом к крепостной войне, как одной из важнейших составляющих кампаний. Это произошло после трагических событий под Плевной в ходе русско-турецкой войны 1877–1878 гг., когда русская пехота большей частью даже не доходила до долговременных фортификационных сооружений, останавливаемая огнем из окопов и редутов, связанных турками в единую продуманную систем), как это было сделано Тотлебеном под Севастополем. Впоследствии, в курсе предмета «Крепостная воина» академии Генерального штаба Германии, оборона Севастополя изучалась как первый в истории военного искусства «пример деятельной, преднамеренной обороны».^{590}

Заслуга Тотлебена в том, что ему удалось отойти от сложившихся стереотипов и навязать армиям союзников, привыкшим действовать по старым стандартам и вести правильные осады, нестандартные контрдействия. При отсутствия умов, равных по уровню мышлению Тотлебена,^{591} союзное командование повело осадные действия по привычной, но уже очень устаревшей схеме, и попало в стратегическую ловушку.

К чести их, они все-таки постепенно вылезли из нее, используя недостатки других военачальников с русской стороны.

Незадолго до войны 1877–1878 гг. Тотлебену удалось встретиться в Вене с Омер Пашой. Вспоминая кампанию в Крыму, Эдуард Иванович выделил как недостаток русской армии явление, когда «…генерал, стяжавший себе репутацию, потом обыкновенно боится потерять ее и делается поэтому нерешителен и медлителен».^{592}

Морские офицеры, взвалившие на свои плечи оборону Севастополя в начальный период, были прекрасными организаторами. Но, увы, вторая составляющая любой кампании — полевые сражения, находились вне их компетенции. Проигранные сражения при Альме, Инкермане, Черной речке, целый ряд неудачных наступательных операций вне крепостной оборонительной линии, не способствовал продолжению длительной обороны и отрицательно сказывались на моральном состоянии гарнизона.

Плевна подтвердила севастопольский опыт, говоря, что «…цель всякой обороны должна считаться достигнутой, когда удалось заставить атакующего обратить осаду в блокаду. Осман-Паша под Плевной этого достигнул, заставив нас после трех атак перейти к блокаде, а между тем Плевна вовсе не была укреплена, потом имела полевые укрепления, которые, постепенным усилением своей профили, приобрели характер и силу временных.

Под Севастополем было то же самое: сначала были лишь одни трассировки, затем появились бруствера высотой до 6-ти фут. с наружными рвами до 5/4 фут. глубиною; потом все это совершенствовалось и в конце концов бастионы имели валы, высотою до 21 фут. Думаем, что и долговременные укрепления сопротивлялись бы не долее севастопольских!

Из двух приведенных примеров видно, что бывают случаи, когда временные укрепления вполне заменяют долговременные и тяжких разочарований при этом не бывает. Надо лишь помнить, что сопротивляются не верки, а люди, которые их защищают».^{593}

В истории русского военного искусства Севастополь и Плевна неразделимы.^{594} Это две стороны одной медали: с одной — пример обороны, с другой — пример преодоления такой же обороны, но уже созданной турками, опиравшимися на севастопольский опыт русских. В то же время, необходимо признать, что опыт Севастополя и Плевны долгое время оставался в императорской армии не более чем «преданием старины седой» и никак не мог пробить себе дорогу в войсках.^{595}

Практический гений Тотлебена, его умение правильно сочетать наличествующие сооружения с быстро возводимыми укреплениями, объединенными в продуманную систему обороны, сделало оборону Севастополя поистине революционной. Поняв, что концентрация батарей в долговременных сооружениях неэффективна, он свел ее в систему, обеспечивая надежное прикрытие тех же самых сооружений. Этим Тотлебен срывал все планы союзников и благодаря этому первый штурм был успешно отбит.

Оборона Севастополя сразу опрокидывает значительную часть прежнего учения об осадной войне. Выдающаяся энергия и талант руководителя обороны, а также сила необходимости, повели к факту в истории крепостных войн небывалому. Гарнизон перекинулся через валы и перенес оборону в поле, где и захватил значительный район. Крепостная война соединилась с полевой.