Последний снаряд

— Ну не прикидывайся! Я знаю, что наши зенитки сбили один самолет где-то возле вашего завода. А этот бандит успел что-нибудь натворить?

— Не знаю, — сказал Володя, — я спать хочу.

И соврал. Он-то знал, что один шальной осколок от бомбы влетел в токарный цех и тяжело ранил Мишу. Останется ли он в живых? Этого Володе никто сказать не мог. Пойти к Мише домой он не решился.

И вот сейчас ночью, когда, как обычно, все страхи усиливаются, Володе вдруг увиделся Миша — бледный, обескровленный, порывисто дышащий. Володя не видел своего друга раненым, но представил себе его и подумал, что не имел права уходить с завода, должен был любой ценой пробиться в токарный цех, узнать все о своем друге и помочь ему.

И снова страшная мысль: «А жив ли Миша?»

Гитлеровцы пристрелялись к заводу, хотя и был он замаскирован. В лесу что ни ночь ухали наши зенитки, от взрывов в некоторых цехах вылетали стекла, сыпалась штукатурка. Но за время работы Володи на заводе это был первый случай, когда осколок бомбы попал в цех.

«Нет, нет, — успокаивал себя Володя. — Миша будет жить. Если бы он был безнадежен, мне сказали бы об этом по-другому. А то Лисунов просто прогнал меня домой, сказал, чтобы я не лез в чужой цех, и еще назвал меня малышом…» Но в тот день было не до обид.

А вот сейчас все происшедшее представилось Володе каким-то очень страшным. Все мысли перемешались в какой-то дикой путанице. Володя вскочил и быстро оделся.

Натягивая ватник, он услышал шум в прихожей. Володя быстро обернулся и посмотрел, не проснулись ли мама и Наташа. Нет, слава богу, спят.

И снова что-то зашумело, зашуршало, задвигалось и застучало за дверью. Володя выскочил в прихожую и увидел Ольгу Олеговну. Она увязывала длинной веревкой какие-то узлы и корзину. Увидев Володю, воскликнула:

— Ах, это ты?!

Володя молчал. Подумал: «Куда это она среди ночи?»

Он был отходчив, и злость на эту женщину уже не душила его. Просто у него было неприятное чувство, какое бывает, когда вдруг под ногами окажется жаба или прошмыгнет гадюка. Володя хотел подойти к выходной двери, но Ольга Олеговна взяла его за рукав:

— Погоди, Володечка. Ну что ты так на меня окрысился?

— Оставьте! — Володя хотел высвободить свой рукав, но соседка держала его крепко.

— Ты погоди, погоди. Ведь все равно на улице комендантский час. Вот и мне еще ждать и ждать. Я что, разбудила тебя? Нечаянно так получилось, а хотела увязать все это как можно тише…

Володя все-таки высвободил рукав, но Ольга Олеговна и тут не пустила его, став у самой двери:

— Куда же ты, Володечка, тебя же патруль сцапает?..

— А вы куда?

— Я?! Нет, нет, я не уезжаю. И комната остается за мной. Я заявила домоуправу. Я просто на дачу. Там спокойнее. Наломаю веток, затоплю буржуйку…

Дальше Володя не слышал — он был уже на улице. «Дача, — думал он, — там спокойнее…» Она как-то говорила, что дача по Белорусской дороге. Какое же там спокойствие? Фронт совсем рядом. Передовая. А за ней немцы. Он как бы разговаривал сам с собой. Спрашивал и сам отвечал: «Зачем же она туда, к немцам?.. А вот и затем, что к немцам. К ним-то ей и надо… Ну и черт с ней… Не до нее теперь. Как там с Мишей?»

На место друга

Сейчас Володе было не до Ольги Олеговны. Он думал о том, как бы не встретить ночной патруль.

Под ногами поскрипывал белый наст, а вокруг была глушь и тишина, пустая снежно-лунная улица.

«Только бы не встретить ночной патруль», — думал Володя.

У него не было ночного пропуска, и он знал, что патруль неумолим: заберут до выяснения личности, а ему надо было сейчас, сегодня, немедля попасть на завод.

Ветер бросал ему в лицо твердый, колючий снег, холод бежал по ногам, по спине, залезал под ворот, кусал за уши, заставлял слезиться глаза. Но Володя как бы не ощущал этого. Он бежал. И такое безмолвие стояло вокруг, что мальчик слышал, как колотится сердце от страшной мысли о Мише и оттого еще, что его может задержать патруль и он не только в эту ночь не попадет на завод, но опоздает и к утренней смене, а то, может быть, его просто прогонят, скажут: «Куда пришел? Это не твой цех. Иди-ка, откуда явился».

«Кто скажет? Лисунов. Не скажет он такое… А кто сказал: „А ну, малышня, марш домой! Теперь засекли — приметят еще. Вас тут не хватало…“ Лисунов сказал. Ну и что? А бомбежки нет. И станок Мишкин стоит. И сам Лисунов там. Нет, он не прогонит…»

Володе всегда казалось, что если он когда-нибудь крепко полюбит, то обязательно какого-нибудь рыцаря, героя, а ведь полюбил обыкновенного человека.

Тяжела была в ту ночь дорога на завод. Электричка уже не ходила, а если бы и ходила, соваться в нее без ночного пропуска было рискованно.

Какую-то часть пути Володю подвезли на грузовике с налепленным на ветровое стекло пропуском. Бородатый шофер показался Володе стариком. Шофер этот Володю спросил только:

— Ночник?

— Ага, — сказал Володя. Он понял, что шофер спрашивает о ночной смене.

Доехали до первых сосен, а дальше Володя пошел пешком наискосок через лес. Шел он быстро, не чувствуя времени, и дошел как-то совсем неожиданно, вдруг.