Последний сон

Ещё одна фотография, которую я наскоро пролистнула, вспыхивает в памяти. Огромный стол, окружённый по меньшей мере дюжиной гостей. Мисс Блейнт стояла за спиной одного из них, как величественная хозяйка дома. Возможно, в сердце просто закралась обида, поэтому меня так задела эта фотография. В нашем доме никогда не было гостей, за исключением Роки и нескольких моих подруг, которые заглядывали к нам на праздники.

Бабушка, что живет загородом, никогда не навещает нас. Когда я была маленькой, мама отправляла меня к ней, чтобы не мешала ей шить одежду для клиентов, которые заказывали что-то вычурное. Иногда она срывалась на мне, потому что машинка могла зажевать ткань, когда я отвлекала её своей болтовнёй. Мама нередко шила яркие и миниатюрные платья для меня и Дженис, свитера и утеплённые брюки для Приама, но больше всего она любила шить шторы в гостиную и менять их каждый сезон.

В тридцати футах от дома отец построил небольшое помещение (в качестве кладовой). Сейчас оно принадлежит маме – она принимает там клиентов, снимает мерки и отдаёт заказы. Мы называем её мастерской.

Всего раз отец попросил её сшить для него костюм, но она будто не слышала его. Его слова и просьбы разбивались о её равнодушие и никогда не были сказаны вновь. Честно говоря, я даже не помню, когда она в последний раз называла его имя.

Не знаю, любит или ненавидит маму отец, но он прекрасно её знает. Он знает, как она любит роскошь, как мечтает о том, чтобы каждая мелочь в её доме приобреталась за крупную сумму у авторитетных владельцев своего бизнеса, как она грезит наяву иметь то, чего нет у других. Несмотря на это, отец отдал наследство, которое оставил ему дедушка, на благотворительность, и построил дом с самыми дешёвыми материалами, которые только нашёл на строительном рынке.

Я помню, как он скрылся за дверью чердака и, вновь появившись в проходе, заявил: «Ваши с братом спальни больше не будут протекать. Отнесите тазики и вёдра вниз». Но их с мамой спальня осталась прежней, всё так же сырая, холодная, с капающей с потолка дождевой водой и жёлто-серыми пятнами, что остались после протечки.

Иногда рано утром я просыпалась из-за грохота – только распахнув глаза, мама обычно дотрагивалась до насквозь промокшего одеяла и разбрасывала постельное бельё по всей комнате. Так проходил каждый сезон дождей.

За завтраком она снова и снова заводила разговор о том, что её спальня ещё протекает и с этим нужно что-то делать. Отец, не поднимая взгляда от тарелки, отвечал, что он уже сделал всё, что мог, а плотник, которого мама в тайне от него пригласила домой, не только не улучшил ситуацию, но и украл одну из дорогих ваз, что была частью её приданного.

Приам уже предлагал продать этот дом и купить другой, поменьше, одноэтажный, но я отказалась, и Дженис тоже. Она не хочет жить в тесноте, а я не хочу покидать место, в котором столько воспоминаний. К тому же вряд ли мы заработаем достаточно денег, чтобы построить ещё один такой. Не тогда, когда опустились на новый уровень бедности, не тогда, когда отец слёг от болезни и больше не может работать. Поэтому я не хочу терять единственное во всем мире родное для меня место. Дом не маленький, в него вложено много усилий.

С тех пор как папа заболел, а брат начал работать на вахте, у нас почти не бывает совместных завтраков. Маму и Дженис это, казалось бы, не волнует. Но есть кое-что более странное и обидное – у нас нет семейного альбома. И я сомневаюсь, что найду даже подобие его, если обыщу все шкафы в доме.

Семья может рассыпаться, как ожерелье с бусами, нанизанное на непрочную нить, сказала мне мисс Блейнт, когда я уходила от неё, нет ничего ценнее наших родных, береги себя, береги Дженис и маму, передай им, что я всегда буду рада видеть их в своём доме.

Глава 2

Готовый завтрак во главе со мной уже направляется к спальне отца. Прежде чем постучаться, я прислушиваюсь. Вдруг ему нужна помощь? Всё ли с ним в порядке? Может, сегодня он захочет увидеться со мной?

Я кладу поднос с едой на пол рядом с дверью и стучу три раза:

– Папа, прости, я немного запозднилась сегодня, Дженис попросила кое-что сделать с утра, и я была немного занята, – я сцепляю руки перед собой. – Твой завтрак здесь.

Тишина.

Я прислоняюсь к двери в надежде уловить малейший шорох, но мертвая тишина бьёт по мне сильнее, чем оглушительный звук из огромных колонок, которые открывают Уестфордские ярмарки приветственными мелодиями.

Пару минут я стою, переминаясь с ноги на ногу, и нехотя направляюсь к лестнице. Чем дальше иду, тем больше становится ком в горле. Хочу опуститься на одну из ступенек и обхватить себя руками, но замираю, когда вижу маму, которая неслышно распахивает дверь своей спальни и двигается мне навстречу.

– Снова с этим подносом? Хватит носить ему еду.

Я вздрагиваю от её ледяного тона и озадаченно заглядываю ей в лицо:

– Насколько я помню, ты попросила меня об этом.

Она сжимает губы и обхватывает поручень у самого основания лестницы. Взгляд её потускневших карих глаз врезается мне в лицо, словно стальная игла.