– Тише, тише, – говорит ему капитан. – Нам его еще расстрелять надо будет. Нам он пока живой нужен.
Полк построен в поле для проведения расстрела перед строем. В группе попавших под расстрел три человека. Они едва держатся на ногах. Звучат команды, зачитываются приговоры. Двух первых расстреливают за попытку дезертирства и самострел. Выводят Вяземцева. Читают приговор:
– За попытку убийства пленного немецкого офицера…
Вяземцев с удивлением смотрит на капитана НКВД. Тот:
– Жив твой немец остался, подфартило тебе.
Расстрельная команда опускает винтовки. Читается приговор дальше…
– Лишить воинского звания, ордена Красной Звезды, медали "За отвагу" и отправить в отдельный штрафной батальон…
Вяземцев теряет сознание и падает в снег.
И видит, как его душа подлетает к воротам рая. Но в раю стоит на КПП капитан НКВД и отправляет ее обратно на землю. Там колючая проволока и старый штрафник, с которым Вяземцев дрался на станции. Вокруг заключенные, которых офицеры призывают идти на фронт и искупить свою вину перед Родиной.
'Всего лишь час дают на артобстрел.
Всего лишь час пехоте передышки.
Всего лишь час до самых главных дел:
Кому – до ордена, ну, а кому – до "вышки".
За этот час не пишем ни строки.
Молись богам войны – артиллеристам!
Ведь мы ж не просто так, мы – штрафники.
Нам не писать: "Считайте коммунистом".
Перед атакой – водку? Вот мура!
Свое отпили мы еще в гражданку.
Поэтому мы не кричим "ура!",
Со смертью мы играемся в молчанку.
У штрафников один закон, один конец -
Коли-руби фашистского бродягу!
И если не поймаешь в грудь свинец,
Медаль на грудь поймаешь "За отвагу".
Ты бей штыком, а лучше бей рукой -
Оно надежней, да оно и тише.
И ежели останешься живой,
Гуляй, рванина, от рубля и выше!
Считает враг – морально мы слабы.
За ним и лес, и города сожжены.
Вы лучше лес рубите на гробы -
В прорыв идут штрафные батальоны!
Вот шесть ноль-ноль, и вот сейчас – обстрел.
Ну, бог войны! Давай – без передышки!
Всего лишь час до самых главных дел:
Кому – до ордена, а большинству – до "вышки".
В.Высоцкий
Декабрь 42-го года. Вяземцева под конвоем на грузовике привозят в расположение штрафного батальона. В блиндаже командир штрафбата майор Холодов читает его личное дело:
-Так, бывший разведчик со знанием немецкого. Это хорошо. Соображаешь, куда попал?
– Наслышан.
– Значит, так. Шаг влево, шаг вправо – расстрел. Пойдешь к разведчикам. Они третьего дня одного потеряли, как раз со знанием немецкого. Притащите трех языков, напишу рапорт о переводе в регулярные войска. Сбежишь или пропадешь без вести – сам знаешь, что с семьей будет. Ферштейн? Рядовых не брать, только офицеров. Семаков!
– Слухаю, гражданин майор, – в блиндаж вошел пожилой ординарец.
– Отведи новенького к разведчикам. И прекрати наконец свои "слухаю", а то точно в следующий раз в ухо получишь. Наберут, понимаешь, врагов народа.
Блиндаж разведчиков ничуть не уступал блиндажу командира батальона. Только накурено было так, что хоть топор вешай. И запах стоял не махорки, а немецких дорогих сигарет.
– Рядовой Вяземцев. Прибыл для дальнейшего несения службы, – доложил куда-то в сигаретный туман Саша.
– Прибыл и прибыл. Сегодня прибыл, завтра убыл, – из-за стола поднялся высокий грузный мужик в гимнастерке без ремня. – Командир разведвзвода Матюхин. Ты, я гляжу, из строевых.
– Так точно. Бывший командир разведвзвода, бывший лейтенант.
– Уже неплохо. Как к нам попал?
– Попытка убийства немецкого пленного офицера в присутствии командира роты.
– Ух ты! Расскажешь?
– Нет.
– Как хочешь. Немецкий знаешь?
– Три курса университета. Почти свободное владение.
– Да ну! Значит, возьмем тебя сегодня с нами в поиск. Шумаков, Зинченко, бросайте на хрен карты, через час працевать пойдем. А ты, новенький, крепко-накрепко запомни. Все, что увидишь, вместе с тобой и умереть должно. Если хоть полслова сболтнешь, любой из нас тебя кончит и глазом не моргнет. Не взяли бы в этот раз, да уж больно твой немецкий позарез нужон. Сегодня у фрицев Рождество ихнее, так что серьезное рандеву намечается.
Через час группа из четырех человек была готова к выходу. Все в белых маскхалатах, с трофейными автоматами, финками и по две гранаты немецких у каждого. Вяземцева поставили третьим в цепочку, вслед за Зинченко, молодым невысокого роста парнем, судя по говору, откуда-то с севера. Попрыгали и пошли прямо в начавшуюся пургу.
"Не на нейтралку идем", – подумал Вяземцев. Но промолчал. Предупреждение командира хорошо запомнил. Через час перерезали колючую проволоку и подползли к линии окопов. Послышалась музыка и пьяные крики. Самое интересное, что кричали по-русски:
– Ты, сука, по тылам ошивался, когда я врагов народа в расход пускал!
И дальше в таком же духе. Все стало понятно – особисты гуляют из заградотряда. Один из них вылез из землянки и пошел, пошатываясь, по окопу, заодно справляя малую нужду. Шумаков на него – хрясь, и навалился сверху. Придушил немного и на бруствер выкинул. Все очень профессионально исполнил.
"Интересные дела. Чтобы своих в плен брали, такого я еще на этой войне не видел", – подумал Вяземцев.