Последний трамвай

         Вяземцев закрыл глаза, три раза вздохнул и достал финку. Он свалился в окоп на немца и, закрыв ему рот, перерезал горло. Немец захрипел и быстро затих. Старшина одобрительно посмотрел на Сашу и показал ему большой палец – идем дальше. Саша привалился к стенке окопа. Его рвало.

         Прошло несколько месяцев. На фронте готовилось большое наступление. Прибывали и прибывали все новые части. Окрестные леса забивались танками, грузовиками с боеприпасами и продовольствием. Командованию фронтом срочно нужна была информация о немецкой линии обороны. Лучше от штабного немецкого офицера. Но нашла коса на камень. Все разведгруппы возвращались ни с чем и с огромными потерями.

         Командир разведроты капитан Щеголев вызвал к себе Вяземцева:

– Пойдешь сегодня в тыл, лейтенант. Нужен офицер – приказ из штаба дивизии.

 Вяземцев зло и нахально уставился на командира:

– Товарищ капитан, ведь три группы уже положили. Лешки Скворцова с ребятами нет, лейтенант Мухаметдиев на мины напоролся. Витек Хромов. Туда прошли нормально – и где они? Надо к немцам у соседей прорываться. Там хотя бы болота. Ведь нельзя людей на верную смерть посылать.

– Это приказ, лейтенант. Или сегодня идешь в поиск, или завтра в штрафбат. Свободен.

         Прятаться на своей земле – весьма странное занятие. Тот же лес, те же птички поют. Заяц-русак так же тебя боится, как и по ту сторону фронта. Одним словом – война, будь она неладна. Начиналась зима 42-го года. Вяземцев был, как ни странно, еще жив. Ведь из тех, кто год назад начинал свою войну, уже мало кто остался на фронте. Более того, Саша Вяземцев из долговязого вечно и везде опаздывающего студента превратился в опытного командира разведвзвода. Умеющего просчитывать ситуации, рисковать там, где нужно, и не высовываться из своего окопа, когда не нужно. Он научился выполнять и отдавать приказы. И убивать немцев, пришедших на его землю. Немцев, из-за которых он и его бойцы пробираются сейчас по временно оккупированной территории, прячась от каждого шороха. Ведь шуметь им никак нельзя. Группа уже пятый день ходит по немецким тылам. В последнюю ночь повезло. Захватили майора. По всему видно – штабной. Вяземцев его уже допросил. И понял – важная птица.

         Пять человек в маскхалатах пробираются по лесу. Один из разведчиков постоянно подгоняет пленного офицера уколами финки. Тот уже с трудом перебирает ногами. Вяземцев командует:

– Привал десять минут. Оправиться. Перекур.

         Разведчики валятся на траву. Немец тоже падает. Пот течет по лицу пленного. Тот ничего не может поделать. Только мотает головой. Никто не обращает на это внимания. Все устали до чертиков.

         К Вяземцеву подходит старшина. Скручивает козью ножку:

– Ну что, командир, будем делать? Туда мы прошли, повезло. Обратно-то как?

– Как туда, так и домой. Мы краснопресненские, мы прорвемся. Ты же знаешь, что приказы в армии не обсуждаются.

– Это, конечно, так. Ежели приказы умными людьми приказываются.

– Все, старшина. Прекратить разговорчики. Подъем!

         Нейтральная полоса. Вот уже свои. Вот уже каких-то триста метров осталось. Но не судьба. Поднимаются вверх сигнальные ракеты. Просыпается немец, и мертвая тишина превращается в ад. На пленного офицера наваливается один из разведчиков, защищая его от осколков и пуль. Но он не может защитить себя. И вот уже наши разведчики упрямо пробираются вперед. И тащат немца и своего погибшего товарища. Сто метров, пятьдесят. И взрыв. Вся группа разлетается, словно испуганные чайки от брошенного в воду камня, в разные стороны.

         Контуженный Вяземцев приходит в себя и видит наклонившегося над ним бойца. Кричит лейтенант:

– Немец жив?

         Боец утвердительно кивает головой.

– А ребята?

         Боец после небольшой паузы говорит: "Нет".

         Вяземцев переспрашивает.

         Боец уже орет:

– Нет!

         Саша все понимает. Он встает в окопе в полный рост и видит сидящего рядом живого и здорового немца. Вяземцев наводит на него автомат и командует по-немецки:

         -Встать!

         Затем ведет пленного офицера по окопам в блиндаж командира роты. Там играет патефон и звучит "Ах, мой милый Августин, Августин, Августин". Капитан, подперев голову рукой, засыпает под трофейную музыку.

         Вяземцев, оттолкнув рукой ординарца, заводит пленного в блиндаж.

– Ты хотел немца? – спрашивает он командира роты. – Возьми его.

         Стреляет в немецкого офицера из автомата и уходит.

         Идет и плачет. И видит, как его в гимнастерке без погон со связанными руками ставят к стенке. Звучат команды. Офицер зачитывает приговор. "Огонь"! Выстрелы. Солнце в глаза все больше, больше…

        Особый отдел дивизии. Обычная деревенская изба. За столом сидит капитан НКВД, читает какие-то бумаги. На стуле напротив связанный и избитый до неузнаваемости Вяземцев.

– Я тебя в тридцатый раз спрашиваю, кто приказал убить пленного немецкого офицера, – ровным голосом задает вопрос капитан.

        Вяземцев только машет головой и разбитыми губами шепчет:

– Илья Эренбург.

– Кто-кто, – не понимает капитан. Потом до него доходит. – А х ты, сука. Еще и издеваешься. Он машет рукой и здоровый амбал в форме сержанта НКВД бьет Вяземцева по лицу. Потом ногами.