Последний вечер в Лондоне

Всю ночь я пролежала без сна, воображая, что слышу отзвуки прошлого, жившего в стенах и между досками пола. Что бы ни обитало в этой квартире, оно походило на предчувствие, на ожидание чего-то. Я вспомнила свое первое появление здесь: я стояла в фойе и ощущала дыхание времени, ожидая, что вот-вот кто-то войдет.

Мысли выбивали меня из колеи, и сколько бы я ни крутилась, сон не шел. Мелькающий в голове образ Колина помогал не сильно. Наконец, я сбросила одеяло, выудила ноутбук из рюкзака и прошла по скрипучему коридору в переднюю комнату. Включив настольную лампу, я раскрыла на столе ноутбук. Кто-то – вероятно, Лаура – сложил письма в аккуратные стопки в дальней части стола.

Я сидела и смотрела на них, снова размышляя о том, почему здесь нет ни единого письма от Евы или Прешес до 1946 года, и почему совсем не встречалось никаких упоминаний Грэма. Этому должно было быть логическое объяснение, и я разделяла досаду Колина от нашей неспособности расставить все точки над i. Мне нужно было задать вопросы Прешес. Она должна была знать ответы, так же, как и смысл загадочной записки на меню из «Савоя». Оставалось только надеяться, что мы еще не опоздали.

Я почти закончила со статьей – как минимум с фактической стороной: что носили люди и где, что произошло с домами мод во время войны. Я написала истории к большинству платьев: куда Прешес и ее подруги ходили, под какую музыку танцевали. Но у меня не было остальной части текста – истории Евы. Мне необходимо было выяснить, что же произошло с ней. Для Прешес. И для себя. У каждой истории были начало и конец. Мне же требовалось знать остальное.

Открыв поисковый сайт, я забила: «Борнмут». Я ощущала себя невеждой – даже не знала, где такой город находится. Я быстро выяснила, что он расположен на южном берегу Англии, почти в ста милях на юго-запад от Лондона, и что он отмечен самым большим количеством новых домов престарелых.

Мое внимание привлекла фотография роскошной виллы. Ее построили, как и остальные особняки, в начале девятнадцатого века, когда Борнмут был популярным местом для туберкулезных больных, стремившихся поправить здоровье на курорте. Я гадала, а не в таком ли доме мог жить К. Нэш, и с нетерпением искала среди выделенных синим цветом ссылок с названиями особняков «Кисайд Коттедж». Но, как я уже давно выяснила, ничего не достается легко.

Я отвлеклась, начав искать кого-нибудь по имени К. Нэш или что-нибудь похожее, в Борнмуте. К этому критерию подошли четыре фамилии. Я выписала четыре телефонных номера, чтобы позвонить днем, хотя особо не надеялась на то, что этот К. Нэш, кем бы он ни был, еще жив.

Конечно, Прешес дожила почти до ста лет, так что вероятность оставалась. Я вернулась к изначальному поиску Кисайд Коттедж, расширив поиск, чтобы туда вошло графство Дорсет, а затем сделав акцент на словах «Ки», «Кисайд» и «Коттедж». Мой палец лежал на стрелке «вниз», а экран прокручивался так быстро, что я чуть не упустила слово «Ки». Я подняла палец и начала щелкать по клавише «вверх», прочитывая каждую строчку в поисках слова.

Семьдесят пятая годовщина

германской бомбардировки Пул Ки,

16 декабря 1942 года.

Я пробежала глазами статью, остановившись на черно-белой газетной фотографии улицы с неожиданным названием Барберз-Пайлз. Одна сторона улицы – с прильнувшими друг к другу, словно дети, коттеджами, чьи неровные крыши и дымоходы добавляли им очарования, – выглядела нормальной. Противоположная же сторона была полностью завалена щебнем, кирпичами и обломками, с торчащей из завалов мебелью. Лежащий на переднем плане детский ботинок заставил меня остановиться.

В результате молниеносного налета

германских бомбардировщиков

среди белого дня уничтожен ряд коттеджей

возле Пул Ки.

Обескураженная, я откинулась на стуле, снова и снова возвращаясь глазами к ботинку. Может, я не могла найти Кисайд Коттедж потому, что его больше не существовало?

В статье обнаружился алфавитный список жертв атаки. Там значилось шестьдесят семь имен, и я на всякий случай прочитала весь перечень дважды. Никто с фамилией Нэш в атаке не погибал. Или как минимум не был опознан. Судя по фотографиям, от некоторых погибших не осталось совсем ничего. Их просто стерли с лица земли.

Я вздохнула с досадой, а затем посмотрела на свои записи, на четыре телефонных номера. Я не возлагала особых надежд на то, что они приведут меня куда-нибудь, но это уже было что-то. Может быть, утром придумаю еще что-нибудь.

Я закрыла ноутбук и держала руки на крышке, пока та не остыла под моими пальцами. Тихое шуршание ног по тротуару внизу успокаивало меня постоянным ритмом. Я попыталась представить, как стою возле этого окна восемьдесят лет назад и слушаю по радиоприемнику, как объявляют войну. Слышу вой воздушной тревоги и должна выбегать из здания.