Последний вечер в Монреале

В последнее утро в Монреале Лилия проснулась рано и неподвижно лежала под одеялами. В те дни она спала, не снимая одежды, и ложилась в постель, натянув по две пары носков, но зима все равно просачивалась сквозь окна ее съемной комнаты. Продрогшая, она вставала, быстро залезала под душ и надевала униформу официантки.

В «Бистро де Порто» на той же улице она погружалась в транс работы, протирая столы, подавая еду, а вечером возвращалась к себе и переодевалась. Выйдя снова наружу, она часами слонялась по улицам, но было слишком холодно, чтобы фотографировать. Ей не хотелось вытаскивать руки из карманов. Вечером она прошла мимо клуба «Электролит», подсознательно надеясь снова встретить Микаэлу, но у входа никого не оказалось. Она побыла в любимом книжном магазине, читая историю Нью-Йорка на французском, затем направилась домой в сгущающихся сумерках. Таких морозов, как в Монреале, ей еще не приходилось испытывать. Она надевала под куртку по три свитера, но они были тонкие, а стиснутые руки в перчатках казались ледышками. Она зашла в круглосуточное кафе в районе Сантр-Сюд почитать газету, избегая одиночества в своем съемном жилище. И она уже выходила во тьму, когда зазвонил ее мобильник, номер которого знали только Микаэла и ее работодатель.

– Я хочу с тобой где-нибудь встретиться, – сказала Микаэла.

– Зачем?

– Встретимся на платформе западного направления в метро «Площадь Искусств». Я расскажу тебе то, что ты хочешь знать.

– Ты и раньше это говорила. Я тебе не верю.

– Плевать, – сказала Микаэла. – Встречаемся там.

Спустя два часа Лилия ехала в аэропорт на такси, уставившись пустым взглядом в проплывающую мимо ночь. Она вылетала из Монреаля в Рим в три часа ночи. Рим она выбрала потому, что, когда она приехала в аэропорт, этот рейс оказался ближайшим, к тому же она знала язык. В аэропортовском банкомате она сняла со счета свои сбережения и заплатила за билет наличными. Всю ночь она смотрела в иллюминатор на нескончаемую трансатлантическую тьму и время от времени плакала, и в утреннем свете вышла из такси на Пьяцца дель Пополо.

Потом она стояла на мосту через Тибр и выпустила из рук три списка: список имен – десять страниц, – начинающийся и оканчивающийся на «Лилия»; список мест – девять страниц, – начинающийся и оканчивающийся провинцией Квебек; список покороче – слова, фразы, – все принадлежавшие Илаю. Ей пришлось поспешно ретироваться, так как с западного берега реки к ней приближался полицейский с вполне определенными намерениями, очевидно, заметив, что она мусорит, бросая в Тибр клочки бумаги. Так что ей не довелось полюбоваться, как уплывают обрывки ее былой жизни, как того хотелось.

Лилия быстро зашагала по бульвару вдоль реки, заложив руки в карманы, под утренним светом. Городом, о котором она думала больше всего в тот миг, был не Монреаль, или Нью-Йорк, или даже Чикаго, а Сан-Диего, стоявший ближе всего к ее истокам, такое раннее ее подобие, что она вспоминала о себе в третьем лице: Лилия, юная и неустойчивая, часто просыпалась от кошмарного сна из-за аварии в горах и могла расплакаться в моменты смятения и тревоги. Шестнадцатилетняя Лилия, которая не догадывалась о своей предыстории, все еще потрясенная аварией, пережитой месяц или два назад, страстная и вечно опаздывающая, прибыла в Сан-Диего одна, после наступления темноты. Отец и Клара попрощались с ней в Нью-Мексико и обеспечили деньгами, добились обещания звонить, писать и навестить их в скором времени.

Сан-Диего – первый город, куда она прибыла самостоятельно. Они были в ужасе и знали, что ей не помешать, а она была в восторге от одиночного путешествия. Она прижалась лбом к автобусному окну и смотрела на проплывающий мимо пейзаж в тревоге и приятном возбуждении, совершенно свободная. В те дни она была на взводе, всегда готовая расплакаться, и жизнь казалась насыщенной почти невыносимым напряжением. Из автобуса, по пути в Сан-Диего, она увидела дохлую кошку, недавно задавленную на обочине, и безудержно разрыдалась.