— И ты что же? — с интересом спросил Пол.
— А я… Как молния вдруг мелькнула, понимаешь? Осознание того, что так я и буду безвылазно торговать до конца жизни в том убогом городишке. Десять лет, двадцать лет, по праздникам, по будням; буду учить детей, что нужно семейный бизнес продолжать, буду копить деньги на свой дом, на новые вывески, тарелки, стаканы, прилавки; отцы — дети, дети — отцы, стаканы, прилавки, и этот круговорот бесконечен, из него не вырваться.
Тут Уилл хорошо приложился к бокалу, опустошил его, и стал набивать трубку.
— В общем, наверно ты уже понял, что я послал всю эту радужную перспективу к чертям собачьим. Ну и взамен был послан своим отцом куда-то примерно в ту же плоскость. А может и совсем в иную.
— Ага, вот оно что, — задумчиво протянул Пол.
— Да. Тогда я был ещё молод. Потом я работал на сотне работ разнорабочим, жил в хипповых коммунах, вбирал в себя идеи того времени, перемещался по стране почти без всякой цели. Но что я нашёл, что обрёл? Сомнения, друг мой, сомнения!
— Да бог с тобой, Уилл! У тебя, должно быть, жизнь такая интересная вышла, а ты не рад. Подумай, что было бы, покорись ты воле родителей!
— Да жил бы сейчас с женой и кучей внуков в том же квакучем болоте, где и родился, курятник бы этот родовой держал. Наливал бы содовую завсегдатаям бара, ежедневно подпирающим стойку полвека кряду, — к слову, таким же старым балбесам, как и я сам! — и Уилл, наконец, почувствовал, что напряжение спадает.
— Хех, вот именно! И со мной бы пиво не пил! И с Джоном. И много ещё чего хорошего тогда не явило бы себя белому свету. Давай-ка, кстати, ещё выпьем, добрый у тебя эль!
Тут Уилл наполнил бокалы и, вскинув взгляд вверх, загадочно улыбнулся.
— Что ж, значит, все идёт как должно. — И помолчав, добавил неожиданно даже для самого себя:
— Пол, а пойдём обратно на площадь!
— А что, пойдём! — живо откликнулся Пол.
— О, да! И кое-что захватим с собой! — довольно промурлыкал Уилл и вышел в сени.
Там друзья погрузили на санки шкуры, заострённые колья и дрова; канистру с элем тоже не забыли. И на площади развернулось небывалое доселе действо: со стороны казалось, что два дикаря в шкурах плясали вокруг огня, потрясая своими охотничьими пиками. Они двигались, будто подчиняясь некоему тайному ритму, и эхо далёких барабанов отдавалось у них в ушах, не достижимое для слуха других.
То ли тишина в городе стояла такая, что шум, производимый плясками и воплями новоявленных дикарей каким-то образом донёсся до Дома двух А., то ли Джон с Эмили просто решили снова прогуляться на ночь глядя, — но вскоре они снова были на площади, где и застали завораживающее первобытное действо.
— Вот те на! — протянул Джон не без улыбки, наблюдая, как Пол с Уиллом в медвежьих шкурах ходят по кругу, издают горловые звуки, притопывают ногами и широко растопырив руки, потрясают острыми деревянными кольями.
— Решили разрисовать нашу скупую на события реальность новыми красками? — обратился он сразу к обоим нарушителям ночного спокойствия.
— Это, Джон, и есть наша жизнь без прикрас, — тут же нашёлся Уилл. — И уж скорее это она нас живописует, а не наоборот. А мы возвращаемся в Каменный век! Назад на деревья! Да будет праздник первобытной жизни!
— В Каменный, значит! — Джон хитро сощурился. — А ведь тогда стихов-то и в помине не было!
Взяв Эмили за руки, он стал повторять нехитрые движения за новыми неандертальцами. Это быстро согревало и придавало настроению некий задорный оттенок.
— А что, Уилл, — громко проговорил Джон, — мне нравится! Помнишь, мы недавно обсуждали собрания на площади, и ты говорил, что многие наши люди буравят друг друга безумными взглядами! А мы сейчас…
— Говорил! — весело перебил Уилл. — Мы там много чего говорили. Но подумай, Джон, а где они, эти критерии нормальности? Кто вообще может определить, что нормально, а что безумно, если весь мир, считай, перевернулся с ног на голову?
— Никто не может. Сейчас такое время, что каждый день всё может с ног на голову перевернуться, — отвечал Джон.
— Каждый день? — и Уилл окинул взглядом крайне однообразные окрестности. — Не похоже, друг мой!
— Да
— Вот взять хотя бы вас с Полом, — продолжал он. — Солидные мужчины, при трубках, все дела. А тут вдруг пустились в танец пещерных людей у костра! — Джон не выдержал, прыснул, и, ещё крепче ухватив Эмили за руки, сам пустился в неконтролируемый пляс, сбивая общий ритм и крича громче всех:
— Ты — да, Джон, — зазвенела тут, сияя от радости, Эмили высоким голоском, — только во фраке тебя и видели, можно подумать! Ты вечно в драных джинсах и заношенной майке! Ха-ха!
— Истину глаголешь! — отшутился новый уличный массовик-затейник.