– Я-то знаю, что буду делать. Я не нуждаюсь в предложениях Магнуса. Я продала семнадцать магических украшений, которые сделала из остатков панциря сиренопаука и зуба аргонета, который ты мне отдала. Это не побрякушки, а хорошие вещи, ребята их сохранят. В конце концов меня куда-нибудь позовут. Я знаю, какой путь ждет Лю. Она будет заниматься переводами и разводить фамильяров, а через двадцать лет ее семья построит анклав. Хлоя покроет рисунками весь Нью-Йорк, а она ведь в этом даже не нуждается. И я знаю… ты не пойдешь в анклав. Вот и все. Жить вне анклава – так себе вариант.
Она была права, но я молчала. Моя прекрасная сияющая мечта вести жизнь странствующего строителя золотых анклавов померкла перед лицом этих рациональных, глубоко практичных вариантов. Я не могла поделиться своими грезами с Аадхьей, потому что живо представляла, как на ее лице отразятся сомнение, недоверие, тревога… короче, все то, что возникает на лице у человека, если сказать ему, что ты без снаряжения поднимешься на самую высокую гору, спрыгнешь с вершины, расправишь крылья и улетишь за облака.
Молчание затянулось. Наконец Аадхья вздохнула.
– Я так понимаю, тебе не хочется говорить про маму, но даже я про нее слышала – а я живу на другом континенте. Люди считают ее святой. Между прочим, ты не обязана быть такой же, как твоя мама. Можно не жить в лесной коммуне и все равно считаться приличным человеком.
– Меня в коммуну и не пустят, – безучастно отозвалась я.
– Рискну предположить, что, судя по твоим рассказам, они небезосновательно боятся смерти. Но если ты хочешь жить в Нью-Йорке со своим стремным парнем – это тоже нормально!
– Нет, не нормально. Аадхья, нет, потому что… ньюйоркцам не нужна я. Им нужен человек, который будет швырять смертоносными заклинаниями в их врагов. И если я соглашусь, я перестану быть собой. Так что уж лучше я вообще не буду связываться с этими уродами. И ты тоже так считаешь, – язвительно добавила я, – потому что иначе ты бы сказала Магнусу, что попытаешься меня убедить, если он даст место тебе.
– Да, и это бы сработало.
– Возможно – чтобы протащить в анклав тебя. Магнус пообещал бы тебе собеседование, чтобы окончательно убедиться.
Она фыркнула.
– Вообще-то неплохая идея. Но… я не собираюсь заманивать тебя в Нью-Йорк, я просто… – Аадхья помолчала. – Эль, дело не только в Магнусе. Меня спрашивает куча народу. Все о тебе знают. И если ты не примкнешь к какому-нибудь анклаву… люди начнут гадать, что́ же ты намерена делать.
Я даже не стала разворачивать перед ней свои идиотские планы. И так было ясно, что остальные поверят им еще меньше, чем Аадхья.
И еще дополнительная радость: на неделе нам должны были выставить промежуточные оценки. Как бы усердно ты ни трудился, всегда найдется какая-нибудь проблема. Если ты борешься за выпуск с отличием, приговором может стать любая мелочь, а если твои отметки безупречны, бойся, что у тебя недостаточно нагрузки – ведь твои успехи должны перевесить успехи других претендентов. Если ты не стремишься к отличию, можно тратить минимум времени на задания и все силы бросить на то, над чем ты всерьез работаешь в надежде пережить выпуск, будь то расширение набора заклинаний, создание инструментов, зелий и, конечно, сбор маны. Если у тебя хорошие отметки, значит, ты убил на них время, которое мог бы посвятить другим вещам. Но если ты отстаешь в учебе, придется выполнять дополнительные задания… или еще хуже.
Каким образом выставляют оценки там, где нет учителей? Я слышала сотни разных объяснений. Многие люди, в основном члены анклавов, с уверенностью говорят, что контрольные работы покидают Шоломанчу и отправляются к независимым волшебникам, нанятым для их проверки. Но я понимаю, что это было бы безумно дорого – а кроме того, я в жизни не встречала человека, который знал бы хоть одного такого волшебника. Некоторые говорят, что оценки выставляются по замысловатой формуле и зависят почти исключительно от количества времени, которое ты потратил на выполнение задания, и от предшествующих отметок. Если хотите всерьез разозлить кандидата на выпуск с отличием, скажите ему, что отчасти это случайность.
Лично я склонна думать, что мы сами ставим себе оценку, просто потому что это довольно-таки надежный способ. В конце концов, каждый, как правило, знает, какой оценки заслуживает – и уж точно знает, что хочет получить и чего боится; а когда мы мельком видим чужие работы, то примерно представляем, что получат их авторы. Держу пари, школа действует исходя из всего этого, в зависимости от того, сколько воли и маны вкладывает каждый человек в свое суждение. Понятно, отчего кучка самодовольных членов анклава каждый год оказывается в школьном рейтинге лишь чуть ниже главных претендентов на отличие, хотя работают эти мажоры через пень-колоду и далеко не так умны, как им кажется.