Последний вздох Аполлона

Лючия судорожно сжала маленькую бархатную сумочку.

– Нам обязательно присутствовать?

– В этом нет необходимости, мадемуазель Морелли.

– В таком случае я пообедаю в кафе у театра.

Уже в холле, шагая к парадной двери, Лючия заметила, как Холлуорд прошмыгнул на лестницу, опередив не слишком расторопных полицейских.

Глава 4

Поддавшись сиюминутному порыву, Лючия швырнула кольцо в Сену. «Он будет мой или ничей», – поклялась она себе однажды. Теперь Найтли не достанется никому.

Она не сразу услышала, как ее зовет горничная, отправленная на поиски свободного фиакра.

– В оперу! – приказала Лючия, устраиваясь на сиденье напротив глуповатой, но преданной Камиллы.

Певица знала маршрут до Гранд-Опера так хорошо, что могла с закрытыми глазами назвать каждую улицу, каждый бульвар, на который сворачивал экипаж. Она давно перестала смотреть в окно, в отличие от Камиллы, глазевшей по сторонам разинув рот, как в их первый день в Париже. Металлическая коробочка из верхнего ящика комода лежала в сумочке на коленях Лючии. Прежде она никогда не перекладывала ее и сегодняшнее везение посчитала счастливым знаком. Не хватало только, чтобы полицейские обнаружили коробочку во время обыска! Происшествие с таинственным фотографом отошло на второй план, мысли снова обратились к Калверту Найтли – в ту безмятежную нишу прошлого, когда она искренне верила, что он ее любит.

Новость потрясла светское общество Милана: у неприступной Лючии Морелли появился покровитель! И кто! – англичанин, чужак, пусть и знаменитый. Впрочем, все, кроме самой Лючии, понимали, что Найтли не собирается похищать оперную диву из Ла Скала и увозить в Туманный Альбион.

Альфред долго отказывался верить, считая досужие сплетни попыткой опорочить репутацию певицы. Но, когда Лючия попросила его аккомпанировать и спела по-английски арию из комической оперы Салливана, он уже не мог отрицать очевидного.

– Ты и этот журналист… Господи, Лючия, как ты могла?

– Не будь таким скучным, Фреддо. Калверт – настоящий джентльмен. Он скоро сделает то, на что ты так и не решился.

– Что же?

– Он сделает мне предложение.

Альфред побледнел.

– Ты упустил этот шанс, – продолжала Лючия, жестокая в своей прямоте, столь свойственной людям, поглощенным переживанием собственного счастья.

– О чем ты говоришь? Ты – моя племянница.

– Тогда почему ты ревнуешь?

Где-то в глубине ее сердца, пусть и спрятанная от всего мира, еще теплилась любовь к Альфреду. В эту минуту по его лицу она поняла, что права: он ревновал. Все эти годы для него не существовало других женщин, однако он бы ни за что не признался, что влюблен в дочь своей сестры. Он знал, что Мари и Карло никогда не дадут им своего благословения. А Лючия мечтала о семейном гнездышке, о белокурых птенчиках, которых она, переполненная гордостью и радостью, однажды поведет в церковь к первому причастию…

– Ты слишком хороший, Фреддо. Слишком правильный. Ты сам толкнул меня в объятия Калверта.

Альфред взял трость и шляпу и вышел, не сказав ни слова. О, эта упрямая привычка уходить, вместо того чтобы кричать, плакать, смеяться и снова кричать, и снова плакать, пока всё не станет просто и ясно!

После того случая они не разговаривали несколько недель. А потом на вилле, где жил Найтли, состоялся их последний и самый короткий разговор, которого Лючия никогда не забудет, несмотря на все свои отчаянные попытки.

Возвращаясь после спектакля, она задремала в фиакре. Набережную освещали электрические фонари, моросил мелкий дождь. Певица проснулась, когда экипаж затормозил, пропуская омнибус, и луч света упал на ее лицо. За секунду до пробуждения она как будто снова увидела магниевую вспышку в окне и быстро выпрямилась, прогоняя неприятное воспоминание.

– Смотрите, синьорина! – вдруг воскликнула Камилла. – Разве это не синьор Оллювард? Кто это с ним?

Лючия выглянула в окно как раз в тот момент, когда Холлуорд поравнялся с фиакром. Впереди уже виднелся мост Сюлли и на острове приветливо светились окна «Луксора». Но американец шагал не к отелю, а в противоположном направлении. Рядом с ним семенил невысокий человек, державший под мышкой штатив с фотокамерой. Лючия отчетливо ощутила, как по ее спине пробежал холодок. Она не могла этого объяснить, но совершенно точно знала, что спутник Бэзила – тот самый фотограф.

– Как прошел обыск? Полиция что-нибудь нашла? – с порога спросила она Шабо.

– В номерах – ничего. Зато в кладовой обнаружился пузырек с мышьяком. Вероятно, его купил Дюпон, чтобы травить крыс.

– Как удачно, – пробормотала Лючия по-итальянски.

– Вы что-то сказали?

– Кажется, я видела мистера Холлуорда на набережной Селестен. Он не будет ночевать в отеле?

– Он предупредил, что едет на пару дней в Кале по делам фирмы. Не стал ждать до утра. Сказал: ночной поезд дешевле. Вы же знаете этих молодых людей! Живут в приличных отелях, чтобы пустить пыль в глаза, а путешествуют в третьем классе, – Шабо неопределенно махнул рукой и, кряхтя, удалился в комнатушку портье.